Адриан Топоров — николаевский Солженицын

Время от времени в печати всплывает несколько подзабытое, к великому сожалению, имя А.М. Топорова (1891 — 1984 гг.)*

^* «Сибирские огни» в №№ 7, 8 за 2007 г. опубликовали повесть Г. Топорова «О чем рассказал архив» о необыкновенно насыщенной интересными событиями жизни его отца А.М. Топорова. В ряде городов России и Украины она готовится к изданию отдельной книгой.

.
Многие из тех, кто хорошо знал этого выдающегося просветителя, писателя и общественного деятеля прошлого века, называли его «николаевским Солженицыным», имея в виду, правда, не столько незаурядный литературный талант, сколько определенные черты его характера, ГУЛаговское прошлое и последнее место жительства (г. Николаев на юге Украины).
Так, в 20-е годы прошлого века этот бесстрашный человек, выступая перед учениками в алтайской сельской школе или на любой самой высокой трибуне, мог заявить, например, что в большинстве своем советская литература и в подметки не годится литературе классической. И, наверное, только он мог в те смутные времена читать детям на уроках и заучивать с ними наизусть стихотворения Мережковского, Есенина, превозносить, как бессмертные, творения будущего Нобелевского лауреата Ивана Бунина, тогда практически запрещенного политэмигранта из Парижа.
Не боялся он заступаться за людей, находящихся на подозрении у «компетентных органов». На Алтае до сих пор вспоминают историю, имевшую место там после октября 1917 года, когда заступничество Адриана Митрофановича спасло от смерти известного публициста и учителя К. Кравцова, арестованного чекистами и беспочвенно обвиненного ими в государственной измене. Чуть позже он активно сопротивлялся раскулачиванию тех людей, о которых доподлинно знал, что они нажили свое богатство честным и упорным трудом.
Естественно, в конце концов, А.М. Топоров вынужден был покинуть столь любимый им Алтай под злобное улюлюканье местных властей и многочисленных злопыхателей. Но гонениям и преследованиям он продолжал подвергаться, даже переехав в уральский городок Очер и далее в подмосковное Раменское.
А в 1937-1943 гг. А. Топорову довелось пройти и «сталинские университеты» — 6 пересыльных тюрем и 3 исправительно-трудовых лагеря. Чудом выжил, но — вплоть до самой кончины — оставался верен себе.
В книге «Наедине» Виталия Коротича есть весьма любопытное высказывание: «Сегодня храбрецов из прошлого очень много. Сегодня советских друзей у Солженицына не меньше, чем тех, кто недавно свидетельствовал, что лично носил на субботнике одно бревно с Лениным. Сегодня выгодно быть храбрым вчера. Отношения с современностью рискованнее».
И примеров этому — тьма!
Не таков, однако, был А.М. Топоров. Ему, что греха таить, нравились сравнения с А.И. Солженицыным. Он живо интересовался творчеством Александра Исаевича, начиная с самых первых новомировских публикаций, и неоднократно предсказывал его книгам бессмертную и всенародную славу.
В доказательство тому — до сих пор не изданная в полном объеме рукопись воспоминаний А.М. Топорова «Я — из Стойла», датированная 1970-м годом и тогда же предложенная им ряду советских издательств и научных учреждений. В этих мемуарах он назвал писателя А.И. Солженицына «продолжателем заветов Льва Толстого и Достоевского в благородной борьбе за торжество правды, справедливости, совести и человечности». Здесь же он с негодованием обрушился на тех советских литературных критиков, которые, по его словам, «беспардонно извратили его произведения, будящие разум и совесть читателя», и предали на «распятие» этого «рыцаря без страха и упрека». Нужно ли было для этого недюжинное мужество? Вопрос риторический! Ведь это был, повторюсь, 1970 год!
В архиве семьи       Топоровых имеется уникальная книга — поэма А.Т. Твардовского «Василий Теркин» с его автографом на титульном листе: «Адриану Митрофановичу Топорову — с глубоким уважением и признательностью за добрые слова его дарственной надписи на книге “Крестьяне о писателях”. А. Твардовский».
Это ответный дар крупнейшего советского литератора нашему земляку. В 1963 году после более чем 30-летнего перерыва были переизданы в Новосибирске знаменитые топоровские «Крестьяне о писателях», книга, до сих пор не имеющая аналогов в мире. Сотни надписей на собственных книгах сочинил Адриан Митрофанович тогда, но один из первых автографов отправился в Москву — в адрес главного редактора журнала «Новый мир».
«…Наша страна, — писал Топоров, — пережила две величайшие трагедии: Отечественную войну и сталинщину. Первая трагедия достаточно полно отражена в науке, художественной литературе и изобразительном искусстве, мимо второй они трусливо прошли. И только Вы оказались истинным рыцарем без страха и упрека, давшим на страницах “Нового мира” слово Солженицыну, Горбатову и др., чтобы заклеймить тиранию великого инквизитора… В знак моего благоговейного преклонения перед Вашей личностью — примите в дар этот простодушный труд — опыт крестьянской критики художественной литературы. А. Топоров».
А в Государственном архиве Николаевской области хранится переписка А.М. Топорова и Г.С. Титова начала 60-х годов. В этих письмах Адриан Митрофанович горячо доказывал космонавту № 2, члену Комитета по присуждению Ленинских и Государственных премий, что только книга А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» достойна присвоения ее автору высшей литературной премии страны. Но тогдашним вершителям литературных судеб не хватило то ли прозорливости, то ли мужества. Награда досталось кому-то другому, чье имя уже никто и не вспомнит. А предсказания мудрого старика в очередной раз сбылись, но с поправкой на то, что А.И. Солженицын стал лауреатом не Ленинской, а Нобелевской литературной премии, и слава его давно уже перешагнула границы бывшего Советского Союза.
Не так давно изложенные в этой статье факты стали известны вдове великого российского писателя — Наталье Дмитриевне Солженицыной.

Милый Гера!
Итак, мы потерпели фиаско с выдвижением повести Солженицына на соискание Ленинской премии. Но это значит только то, что большинство членов комитета не поняло величия этого классического творения нашего времени, и что вокруг выдвинутых на соискание премии произведений шла в комитете и за его стенами жестокая групповая «подземная» война, которая и сказалась на результатах тайного голосования. Обо всем этом знают все. Но помни, Гера: история произнесет иной приговор повести Солженицына. Она останется в веках, а премированные вещи скоро потухнут в памяти людей. Я писал тебе, что отклонение повести Солженицына есть плевок большинства членов комитета на священные могилы мучеников, погибших от руки грузинского маньяка и тирана. Так это отклонение и воспринято всеми честными людьми…

Дорогой Адриан Митрофанович!
Получил два Ваших письма. Ответить собрался только вот сейчас. Спасибо большое за то, что исполнили мою просьбу и написали о Солженицыне. Должен Вам признаться: я не разделяю Вашу точку зрения. Может быть, это потому, что я ничего не видел, ничего не пережил и отношусь к «Ивану Денисовичу», как к художественному произведению. Я согласен с Вами, что «Иван Денисович» — событие в советской литературе. До этого таких произведений я не читал. Но когда я читаю партийные материалы, читаю материалы съезда о культе личности, произволе, подозрительности, которые господствовали в тот период, у меня волосы подымаются дыбом. Мне кажется, что в них сказано о культе с большей эмоциональной силой, чем у Солженицына.
Я тоже не разделяю точку зрения о том, что герой должен быть только положительным.
Адиран Митрофанович! Я рос и воспитывался на лучших произведениях нашей советской, русской литературы. И мне везде говорили, я привык и, наконец, я твердо убедился в том, что художественное произведение должно, прежде всего, отличаться от речей многих писем простите меня, но мне противно про себя даже читать на одной странице по нескольку раз о «параше», о «фуете» и т. д. Не думайте, что я чистоплюй или что-то в этом роде. Я иногда ругаюсь очень крепко и не книжными словами. Но надо знать место и меру.
Основное мое возражение — против языка. «Иван Денисович» — событие в советской литературе, но, на мой взгляд, не столь великое, чтобы можно было отметить его присуждением Ленинской премии. Мои симпатии были на стороне Галины Серебряковой, и я огорчен тем, что трилогия не была отмечена премией… Дорогой Адриан Митрофанович! Не обижайтесь, если я что-то не то написал. Это то, как я думаю, в чем убежден, что отстаиваю в комитете, поскольку избран туда…

Милый, дорогой Гера!
Ну и отхлопал ты меня в своем последнем письме за защиту «Ивана Денисовича» Солженицына!! Браво!! Люблю до смерти, когда мне умно возражают. И всю свою жизнь учил я моих питомцев — «ИМЕТЬ СВОЕ СУЖДЕНИЕ ОБО ВСЕМ».
Но, уважая чужое мнение, я все-таки «до последней капли крови» защищаю свою точку зрения. В моем письме об «Иване Денисовиче» я недостаточно развил свою позицию в оправдание языка повести, точнее — в оправдание вульгарно-тюремно-лагерных арготизмов, которых ты не выносишь. Попробую продолжить эту аргументацию.
У тебя хорошо сказано: «Должен Вам признаться: я не разделяю Вашу точку зрения. Может быть, это потому, что я ничего не видел, ничего не пережил и отношусь к “Ивану Денисовичу”, как к художественному произведению».
Сказано честно. В последней фразе цитаты разгадка твоего «НЕРАЗУМЕНИЯ» моей точки зрения на арготизмы Солженицына. Слава Аллаху, ты поздно родился! А родись ты раньше, не миновать бы и тебе сталинской академии социального воспитания, ибо все лучшее попадало в нее! Я эту академию прошел полностью, как прошел ее и Солженицын. И поэтому говорю тебе от чистого сердца: ВСЕ ОТВРАТИТЕЛЬНЫЕ СЛОВА, КОТОРЫМИ НАСЫЩЕНА ПОВЕСТЬ СОЛЖЕНИЦЫНА, КАК РАЗ И ВОССОЗДАЮТ ВСЮ ГНУСНУЮ, ПОДЛУЮ, ОМЕРЗИТЕЛЬНУЮ АТМОСФЕРУ, В КОТОРОЙ УТОПАЛИ ПОГОЛОВНО УЗНИКИ СТАЛИНСКИХ ТЮРЕМ, ЛАГЕРЕЙ, ПОДВАЛОВ, ЗАСТЕНКОВ, ЦЕНТРАЛОВ!! АНТИМОРАЛЬНЫМ ЗЛОВОНИЕМ БЫЛ ОТРАВЛЕН ТАМ КАЖДЫЙ АТОМ ВОЗДУХА. «ИВАН ДЕНИСОВИЧ» — ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ, А В ТАКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ЕДИНСТВЕННЫЙ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ — СЛОВО.
Чем и как Солженицын мог изобразить всю мерзость лагерной атмосферы, да так изобразить, чтобы читателя затошнило? ТОЛЬКО АРГОТИЗМАМИ!! Он и сделал это блестяще! И то, что тебе противно было читать повесть, является лучшим доказательством силы художника.
Изобразительное значение отвратительных арготизмов глубоко понял большой художник слова и знаток русского языка — ТВАРДОВСКИЙ, напечатавший «Ивана Денисовича» в «Новом Мире». Это поняли и другие наши писатели.…Солженицын ХУДОЖЕСТВЕННО изобразил ужасы СТАЛИНЩИНЫ с потрясающей силой…
Ты честно признаешь, что «Иван Денисович» все-таки СОБЫТИЕ в советской современной художественной литературе.
Верно! Он показал кусочек великой социальной трагедии, которой до Солженицына никто из литераторов так талантливо не показал. За одно это ему стоило присудить Ленинскую премию. Ни одно из художественных произведений последних лет не взбудоражило так наше общество, как «Иван Денисович». История вынесет о нем свой объективный суд, не схожий с судом Комитета по Ленинским премиям…