Вы здесь

«Чистая» сила «Солдатских сказок» Саши Черного о «нечисти»

Виктория ВЕРБИЦКАЯ
Виктория ВЕРБИЦКАЯ


«Чистая» сила
«Солдатских сказок»
Саши
ЧЕрного о «нечисти»
Фольклорные источники

Русская литература всегда была неотрывно связана с фольклором, одновременно взаимодействуя с другими сторонами культуры — светской и христианской. Этот процесс взаимовлияния письменной и устной словесности был прерван в эмиграции, где оказался и Саша Серный (Александр Гликберг, 1880—1932), снискавший себе известность как постоянный автор журнала «Сатирикон», книги поэзии «Сатиры» и других. Покинув Россию в 1920 году, он в конце 1924-го приезжает во Францию, где и живет до конца жизни. Здесь С. Черный сотрудничает с газетами «Последние новости», «Иллюстрированная Россия», журналами «Возрождение» и возрожденным «Сатириконом». Участвует он и в ежегодных Днях русской культуры в Париже, выпускает альманах для детей «Русская земля».
Именно тоской по родине, по русской природе, крестьянству были порождены его «Солдатские сказки» (1928—1932), которые, как пишет критик А. Иванов, «занимают особое место в творчестве С. Черного» (статья «Театр масок Саши Черного»). Здесь воспоминания писателя о его жизни в России, службе в армии в годы первой мировой войны органично сочетаются с блестящим языком, «бесконечно прихотливым, сочным, залихватски шаловливым», но не являющимся стилизацией. Так как себя, автора, С. Черный заменяет образом рассказчика, солдатом, который является простонародной маской писателя. Служа в армии в чине вольноопределяющегося, то есть фактически нижним чином, он часто общался с простыми солдатами. «Мне было поручено обучать грамоте солдат в учебной команде, что я и делал с большим удовольствием — целых два года, в свободное время слушал их рассказы, часто своеобразные, а иногда будто наивные, многие из них запомнились так, что я их использовал почти через 25 лет…» — вспоминал впоследствии С. Черный. Надо было оказаться в эмиграции, чтобы после «осознания огромности потери и непоправимости случившегося… уклад былой жизни предстал очищенным от обыденщины и скверны», чтобы «стало зримо крепкое, здоровое ядро, сущность бытия, духовная подоснова» (А. Иванов). Этими «ядром» и «подосновой» и явился русский фольклор, к которому постоянно обращались русские писатели разных поколений.


1. Как происходят и чем
заканчиваются встречи
с «нечистой» силой
Вплоть до XIX — начала XX в. в русском народе сохранился анимизм — почитание «живых» стихий и «живой» природы. Вслед за этим «оживлением» объектов и явлений окружающего мира, возникает представление об особых духах, в них обитающих, которые постепенно обретают самостоятельное бытие (от «живого» дерева — к обитающему в нём духу и к духу — «хозяину» дерева). Постоянным и общим для таких существ является представление о них как о невидимой (невиданной) силе. Традиционно они делятся на духов природы (леший, водяной) и духов дома (домовой, кикимора). Особую группу составляют черти (бесы).
После принятия христианства отношение к духам природы и дома оказалось двояким: с одной стороны, от них ограждались молитвой и крестным знамением, с другой — с ними христосовались на Пасху. В качестве нечистой силы домовые, лесные, водяные духи продолжали играть важную роль в жизни крестьян. Став христианской, религия русских крестьян «осталась пантеистической. Центральное место в верованиях по-прежнему отводится природе, земле; многообразные духи природы, а также души умерших, иные сверхъестественные существа продолжают населять окружающий мир, влияя на его бытие» (М. Власова. «Русские суеверия»). Писатели рубежа XIX—XX вв. продолжали традиционное описание народных верований, «в виде прямых цитат из фольклорных рассказов» (М. Власова), но и внесли много нового, переосмыслив народные образы и наделив их художественными функциями, не присущими фольклору. В основе «Солдатских сказок» Саши Чёрного лежит описание быта русского крестьянства и солдатского быта (солдаты — выходцы из крестьянской среды), в которых суеверия занимают видное место. События в большинстве сказок происходят в народной среде, так как их рассказчиком является простой солдат.
Несмотря на то, что сказки Саши Чёрного называются «солдатскими», события в них развиваются в казармах, на квартирах, в госпитале, в уездном городе, в столице, но не на полях сражений. Так как существовал негласный запрет на упоминание войны в ходе самой войны. Солдатам надо было не только отвлечься от баталий, но и хоть ненадолго вернуться в привычный крестьянский мир.
И здесь особо актуальным оказался жанр быличек, так часто перекликающийся со сказками Саши Чёрного. Главное в быличках, «являющихся как бы свидетельским показанием о странном, необычном, таинственном случае» (Э. Померанцева. «Русская устная проза») — установка на правду. На бытование данного жанра в народе в течение ряда веков указывают упоминания демонологических персонажей в древнерусской литературе, пословицах и заговорах. В начале XX в. они начали утрачивать в народе свою актуальность и всё чаще становиться частью смешных рассказов (сказок), разоблачающих суеверные представления.
Столкновениями человека с нечистью, как в быличках, начинаются те из «Солдатских сказок», в которых антагонистом солдата является нечистый дух. В быличках «словом «вдруг» или каким-либо равнозначащим ему <…> начинается кульминация повествования» (Э. Померанцева); в сказках же Саши Чёрного со слов, передающих неожиданность, обнаруженную с помощью органов чувств («глядь», «глядь-поглядь», «однако слышит», «шасть») начинается развитие действия. В пяти сказках появление нечисти перед человеком происходит моментально-неожиданно, но в сказках «Королева — золотые пятки» и «Штабс-капитанская сласть» герои прежде всего видят домового и беса; в сказке «Скоропостижный помещик» солдат слышит приближение чёрта; в сказке «Армейский спотыкач» солдат сначала слышит («по орешнику ползучая плесень шелестит»), потом видит леших («кольцом вокруг солдата сели»); в сказке «Солдат и русалка» герой чувствует русалочье прикосновение (хватку). В сказках же ««Лебединая прохлада»» и «Кавказский чёрт» слова, передающие неожиданность появления нечистого, отсутствуют. В первом случае по причине того, что в сказке домовой с людьми не встречается, лишь тайно «озорует»; во втором случае чёрт только в конце сказки встречается с Тамарой, что воспринимается как нечто естественное, так как героиня привыкла к его «шёпотам».
Цветистость языка, обилие деталей (подробностей) сказок противостоит лаконичности и скупости деталей быличек. Введение деталей, свидетельствующих, что встреча с нечистью не была сном, превращают былички в сказки. Прежде всего это происходит потому, что рассказчик ориентируется исключительно на вымысел, так как только усилие фантазии могло засвидетельствовать следующие факты: столкновение с домовым привело к неподвижности королевы («Королева — золотые пятки»), встреча с русалкой — к получению солдатом горсти «земчугу» («Солдат и русалка»), прогулка с лешими — к приобретению «синих бобов» на теле знахарем Ерофеичем («Армейский спотыкач»). Как видно из вышеприведённых примеров, результаты столкновений людей с нечистой силой у Саши Чёрного комичны в большинстве своём. Конечно, неприятны для королевы внезапно свалившаяся на неё неподвижность, а для Ерофеича — «бобы», но от этих напастей можно излечиться. Трагическими оказались только встречи Тамары и солдата-сторожа с чёртом в сказке «Кавказский чёрт».
Все семь «Солдатских сказок» о деятельности нечистых духов заканчиваются, как и свойственно жанру сказок, благополучно; для быличек же подобная концовка повествования не характерна. После встречи с нежитью человек в них становится мрачным, угрюмым, чахнет и даже умирает. Трагическая концовка данного жанра обусловлена тем, что былички представляют собой рассказы не только об удивительном, но страшном (жутком).
«Солдатские сказки» повествуют об исключительных случаях, нарушающих течение нормальной жизни (встречи с нежитью, незваная гостья, а также разного рода неприятности). Встречи с нежитью не пугают сказочных героев, а в большинстве случаев воспринимаются как нечто необычное, но не ужасное.
Палитра чувств людей при встречах с нечистью в «Солдатских сказках» не богата. Герои испытывают любопытство, радость, обиду, злость (досаду), но чаще всего страх и удивление. Чувство страха, испытанное псаломщиком, кузнецом и знахарем в сказке «Армейский спотыкач», больше всего напоминает тот страх, который испытывают герои быличек, но ничего ужасней получения царапин и ушибов с ними не происходит даже после возвращения из леса. Однако в этой же сказке, в этот же лес идёт солдат, у которого наблюдается при встрече с лешими не только отсутствие страха, но и отсутствие удивления («некогда солдату удивляться», если нужно спасать родное село от нежити). Княжна Тамара в сказке «Кавказский чёрт», являющаяся своеобразным «пересказом» поэмы М. Лермонтова «Демон», «испужалась» только «спервоначалу» чёрта, а затем стала испытывать любопытство, удивление и даже доверие. Отставной военный Овчинников в начале сказки «Штабс-капитанская сласть» обрадовался при виде беса («не с мухами же тихий разговор вести»), а во время беседы то радовался, то злился, то обижался, а затем «испугался было, не обиделся ли нечистый». В сказке «Лебединая прохлада» музыканты постоянно испытывают чувство страха при виде ночных проделок домового, с которым они на протяжении всей сказки так и не встречаются. Зато в сказке «Королева — золотые пятки» при появлении домового в «опочивальне» королева «ничего, не испугалась», только удивилась, как это он «скрозь стражу» прошёл. Вообще королева в данной сказке не уставала удивляться поступкам солдата и домового — это единственное, что она могла делать по причине своей неподвижности. Солдат из сказки «Солдат и русалка» то обижался на «рыбину» из-за утраты казённого сапога, то злился из-за проигрыша в «спортивном» состязании с нечистью, в какое-то мгновение от смеха русалки «по спине у него холодок ужом прополз», но несмотря на все вышеперечисленные чувства, обхитрив злодейку, солдат испытал чувство полного удовлетворения. Вообще же о чувствах видавших виды солдат наиболее убедительно сказал солдат Кучерявый из сказки «Скоропостижный помещик»: «солдат не кошка, некогда ему пугаться».
Чувство обиды/досады, как известно из «Солдатских сказок», свойственно также русалкам и лешим. В сказке «Солдат и русалка» разочарование и досада «рыбина» испытывает только в самом конце сказки, когда понимает, что упустила «ночную добычу» (солдата в сапогах и с «губной гармонией»), да ещё с наградой («земчугом»). А до этого она наслаждалась чувством превосходства над смертным, «измывалась», предлагая солдату «наперегонки гнаться», но, услышав его игру на «губной гармонии», обрадовалась, что он за казённый сапог отдаст ей музыкальный инструмент, а за горсть «земчугу» обучит игре на нём.
В сказке «Армейский спотыкач» лешие обиделись, решив, что «новый» леший дразнит их хмельным напитком, который привлек их своим специфическим ароматом («так они кругом на хвостах и заелозили»). После употребления «чёртового спотыкача» лешие быстро опьянели («взошёл им градус в нутро») и испытали приступ азарта («мухомор с махоркой на фантазию <…> действует»), что и привело их к гибели.
Как видно, в сказках Саши Чёрного злым духам свойственны как «нечистые» чувства — досада, чувство превосходства, зависть, злорадство, так и чувства, которые нехарактерны для нежити: любовь, чувства сожаления и справедливости, благодарность, которые ярко выражены только в двух сказках («Кавказский чёрт» и «Штабс-капитанская сласть»). Так, смысл сказки «Кавказский чёрт» в том, что не нечистые должны «подбивать» людей совершать зло, а люди должны побуждать нечистых творить добро.
Чаще всего в быличках портрет демонического существа не ясен и построен на одном признаке: рассказчик не называет, в силу запрета на имя, того, кто ему встретился, но упоминает, что кто-то захохотал, загремел, застучал, мелькнул. В «Солдатских сказках» портреты леших, русалки, домового и чертей присутствуют, они узнаваемы. В сказке «Армейский спотыкач» изображаются лешие так, как это характерно для быличек: «Слышит — по орешнику будто ползучая плесень шелестит, с дуба на дуб невесть кто сигает, кудрявым дымом отсвечивает»; и только затем: «животы в космах да в шишках, на хвостах репей, на голове шерсть колтуном <…>, языки под мышкой, глаза лунными светляками». В сказке «Солдат и русалка» мы видим следующий портрет: «русалка <…> по мокрую грудь из воды выплеснулась <…>, рыбья чешуя цыганским монистом <…> блестит <…>. Распростёрлась рыбья девка под кручей, хвост в кольцо свивает, солдату зелёным зрачком подмигивает». В сказке «Королева — золотые пятки» дается узнаваемый портрет домового: «вырос перед королевой дымный старичок, личность паутиной обросла <…>. Глазки с бело-голубым мерцанием, ножки щуплые в валенках пёстрых, ростом <…> — еле носом до стола дотягивает». В сказке «Скоропостижный помещик» помещён портрет чёрта «из нестроевой чёртовой роты»: «сверху рожки, снизу копытца, на пупке зелёный глаз горит». А в сказке «Штабс-капитанская сласть» рассказчик, давая волю своей фантазии, утверждает, что «спиртная нечисть» обычно бывает зелёного цвета, но в данной сказке «форму» у чертей «переменили», поэтому «какие к военным прикомандированы, особливо к запасным, — те теперь малиновые». Запрет называть нечистых по именам в «Солдатских сказках» отсутствует. Рассказчик активно называет нечистых в сказках по именам, но герои-солдаты в общении с нежитью применяют как уважительные обращения («друг», «душечка ты моя»), так и оскорбления («клоп малиновый», «обалдуй ты корявый», «козёл беспаспортный», «гнус», «мымра»). Поскольку герои «Солдатских сказок» в основном относятся к нечисти отрицательно, то и обращаются к ней грубо.
Общность персонажей «Солдатских сказок» Саши Чёрного с персонажами быличек (мифологическими, свойственными народным верованиям) заставляет вспомнить о происхождении сказок из мифов как представлений о том, что за всем неживым вокруг стоит живое, что каждая частичка мира населена и подчинена воле и сознанию невидимого при обычном течении жизни существа. Но по мере забвения верований, сказки обогащаются бытовыми и вымышленными мотивами, когда чудесное происходит в крестьянских избах и солдатских казармах. Например, вымысел проявляется в сказке «С колокольчиком» при описаниях незнакомых простому солдату столичных улиц, интерьера кабинета «военного министра», характерной особенностью которого является наличие множества кнопок. Характерен вымысел и при описании внешности и деяний нечистых духов — чудесных существ, утративших в сказках достоверность и несомненность своего облика и существования. В этих и других особенностях народных верований в конце ХIХ — начале ХХ века, отмеченных нами в «Солдатских сказках» наблюдается процесс демифологизации времени и места действия, а также самого сказочного героя, что сопровождается его очеловечением (антропоморфизацией), а иногда и идеализацией (является красавцем высокого происхождения). Правда, он утрачивает магические силы, которыми по своей природе должен обладать герой мифологический, часто превращаясь в «низкого» героя, например, в Иванушку-дурачка.

2. Домовые, лешие, русалки
в роли героев С.Черного
Персонажами «Солдатских сказок» Саши Чёрного являются не только люди, но и духи, в основном нечистые. В отличие от божеств, они относятся к низшему уровню славянской мифологии и потому постоянно досаждают человеку, несут ему зло. Понятие «нечистый» имеет в верованиях крестьян следующие значения: буквально «грязный», бесстыдный (чёрт, пустивший «серный дух» в сказке «Скоропостижный помещик»); «нечеловеческий, грозящий опасностью» (домовой, предупреждающий королеву о возможности наказания в сказке «Королева — золотые пятки»); «лишённый внутренней чистоты, святости, противостоящий чистому и доброму» (чёрт, сражающийся с Ангелом-Хранителем в сказке «Кавказский чёрт»).
Однако домовой (дух дома) из всех представителей нечистой силы — самый близкий и понятный народу персонаж. «Вера в домового была общераспространённой на Руси, и рассказы о нём длительное время не вызывали сомнений в силу представлений, что он обязательный, близкий участник жизни крестьянина, покровитель его хозяйства, защитник его дома. Поэтому неудивительно, что из числа образов низшей мифологии <…> образ домового оказался наиболее стабилен и живуч» (Э. Померанцева). На рубеже XIX — XX вв. краеведы и этнографы подчёркивали, что вера в домового является общераспространённой в крестьянской среде. Подтверждает это и беседа о домовом на именинах «полковой командирши» в сказке «Лебединая прохлада»»: «А что касаемо чёрта, полагаю, что это не евонная повадка <…>. А это домовик, не иначе. Вы его тихой жизни лишили, он и озорует». Отличительным признаком домового является то, что он прежде всего рачительный и заботливый хозяин — глава дома — узкого мирка, с которым связаны все помыслы крестьянина. Домовой в поверьях тесно связан не только с домом как строением, но и с семьёй, проживающей в нём.
«Домовой живёт лишь в несказочной «деловой» прозе, то есть в информациях, утверждающих несомненность его существования, рисующих его поведение, отношение к людям и скотине» (Э. Померанцева), рассказывающих о его вмешательстве в хозяйственную жизнь семьи, покровителем которой он считался. Это говорит о том, что образ домового для фольклорных сказок не характерен, являясь, однако, героем литературных сказок Саши Чёрного «Королева — золотые пятки» и ««Лебединая прохлада»».
В поверьях домовой чаще всего добр, потому что связан с домом — жилищем, убежищем человека, но в «Солдатских сказках» он зол на людей. Злость домового в них определяется не столько его природой, сколько воспитательной ролью в сказочных ситуациях.
В сказке «Королева — золотые пятки» домовой выступает в роли предка. Об этом свидетельствует не только его внешность («дымный старичок»), но и его положение «хозяина» (деда, в сказке — «старичка»), старшего над всеми жившими и живущими в доме. «Конечно, старший домовой, «хозяин», дед, предок, по поверьям крестьян, следит <…> за соблюдением определённых правил поведения, <…> за уважительным или неуважительным к себе отношением» (М. Власова). Поэтому в ответ на неузнавание («Кто вы такой, старичок?») и неуважение королевы («Ты швабра с ручкой! <…> Ступай на помойку»), домовой наказывает её. Забыв об учтивости, гостеприимстве и уважении к старшим, она не идёт на соглашение со «старичком» и не угощает его кашей, запах которой привлек его к королевской «опочивальне», оскорбляя и выгоняя его (того, кого, по народным поверьям, выгнать нельзя). За такое поведение домовой награждает её «золотыми» пятками, ставшими причиной неподвижности королевы. Доктора назвали состояние королевы «болезнью», а, как известно, неуважение к домовому может стать причиной болезни. Однако «вылечить» королеву смог только простой странствующий (бездомный) солдат. Он как герой из народа является человеком, знающим о «шутках» домового. Поэтому он и действует на основе многовекового опыта крестьян, стремится воздействовать на духа, вызвавшего болезнь, но не являющегося изначально злым. Однако солдат не живет в этом доме, поэтому и действия его направлены не на выявление причины, рассердившей духа и умилостивление его, а на борьбу с ним по хитрости и ловкости.
Солдат создаёт домовому с помощью обмана сложную ситуацию, заключает с ним договор, который выполняется обеими сторонами (солдат получает «средствие» и первый «золотильный состав», а домовой — свободу). Обиженный домовой в данной сказке является наивным, поддавшимся солдатскому обману, что обычно в фольклорных сказках свойственно глупому чёрту. Народное поверье на этот счёт говорит о том, что домовой обязательно должен быть умилостивлен, иначе, рассерженный, он может доставить домочадцам многочисленные неудобства и вред.
Вообще же отношения с домовым определялись своеобразным договором между ним и обитателями дома, в котором наиболее ярко выделяется обычай чествовать домового-помощника, с одной стороны, и наказывать домового-вредителя — с другой. В «Солдатских сказках» показано, как обычай чествования домового постепенно забывается, особенно в городах.
В сказках Саши Чёрного присутствуют не только домашние духи, но и лесные — лешие. Рассказы о леших стоят на пересечении двух основных видов устной прозы — сказки и предания (их различают либо установка на вымысел, либо на достоверность). По общераспространённым представлениям, леших в лесах может быть «великое множество <…>. Среди них есть главный <…> лесной царь» (М. Власова), что мы и наблюдаем в «Солдатских сказках» («Один из них, попузастее, — старший, должно быть»). Селятся они в основном в чаще (труднодоступное для человека место). Поэтому солдат в сказке «Армейский спотыкач» идёт с бочонком на встречу с лешими именно в чащу. Время наибольшей активности леших — сумерки и ночь. «Но в полумраке лесной чащобы, на дорогах и тропинках они появляются и утром, и днём».
Лешие, невидимое и видимое бытие которых, как и сам лес, издревле сопутствовало жизни крестьян, наделены в поверьях многими человеческими чертами и слабостями. Они не прочь выпить, поэтому люди, желая заручиться их поддержкой, 27 сентября «на Воздвиженье варили пиво ушатами. Выносили вольному (лешему)» (М. Власова). Солдат же в сказке «Армейский спотыкач», «чуть ободняло», идёт в лес с бочонком спиртного совсем с другой целью — погубить леших. С этой целью он наряжается лешим и предстаёт перед нечистыми в роли мнимого лешего, то есть солдат заимствует в данной сказке способность леших принимать любой облик. Делает он это ещё и с целью обмана.
Лешие в поверьях ведают будущее и наделены даром пророчества, но в сказках Саши Чёрного они являются недалёкими и терпят поражение из-за страсти к спиртному. Лешие в сказке «Армейский спотыкач» оказываются глупее человека, что свойственно в сказках обычно чёрту. Солдат обманывает их и играет с ними жестокую «шутку», хотя по своей природе «шутят» с людьми именно лешие.
«Когда у людей заведётся усобица, ведут между собой войну и лешие: сходятся целые войска их и зверей из воюющих царств и бьются между собою нещадно до тех пор, пока не прекратится человеческая война» (М. Власова). Возможно, именно это и имел в виду Саша Чёрный, когда писал об отступлении леших в русские леса от немецкого «смрадного» газа. Сохранились в поверьях и воспоминания о войне 1812 года: «Наши лешие больше воюют с французом-лешим <…>, за русских леших опасаться нечего: они всегда побеждают», чего нельзя сказать о Первой мировой войне. Неудачи в военных действиях отражены в сказке «Армейский спотыкач» в рассказе старушки: «не иначе, как с прифронтовой полосы на нас накатило… Волостной писарь сказывал, будто германы газ такой в самоварах ихних кипятят, — покойников неотпетых вываривают, на нашу сторону дух по ветру пущают <…>, вся тварь живая <…> как есть мрёт. Стало быть, и нежить лесная <…> смраду этого не стерпела, вся начисто к нам и поддалась».
Присутствует в «Солдатских сказках» и женский образ водяного духа — русалка. Идеализированная русалка (красавица с чарующим голосом) заимствована русскими писателями из произведений европейских писателей-романтиков. В русском же фольклоре русалка является нечистью, поэтому всегда простоволоса, непричёсана и некрасива в противовес человеку, который должен опрятно выглядеть. Образ «страшной русалки» также характерен для русской литературы. Русалка Саши Чёрного, как и народная, не отличается человеческой красотой, она скорее напоминает рыбу, чем девушку, поэтому и солдат называет её «рыбиной». В традиционных русских поверьях «о рыбьем хвосте русалки <…> упоминается редко» [4, 451], но в сказке «Солдат и русалка» она «хвост в кольцо свивает».
В представлениях русских крестьян русалка обычно связана с рекой и с мотивом опасности (в первую очередь для юношей и мужчин), поэтому в сказке «Солдат и русалка» солдат встречает русалку именно у реки, где она и пытается утянуть его в воду. Русская русалка не обладает прекрасным голосом, она чаще слушает певца или музыканта (такого, как былинный Садко). В сказке Саши Чёрного русалка заманивает солдата поближе к воде своими речами и смехом, а также слушает его игру на «губной гармонии». Дух реки, как и дух леса, очень любит музыку и нередко просит человека обучить его игре на музыкальном инструменте (особенно на гармошке), что и нашло отражение в сказке «Солдат и русалка». Пристрастие к музыке (человеческое влечение) нечисти и помогло солдату избавиться от грозящего ему «водного плена».
По народным поверьям, русалки ночью топят людей, поэтому подходить ночью к воде крестьяне обычно не решались. Сказочный же солдат не побоялся нечисти, пошёл ловить ночью раков в реке, поэтому и попался его сапог в руки русалке. Вообще же известно, что русалки любят получать от людей в дар нитки, куски ткани, одежды. В сказке «Солдат и русалка» «рыбина» отбирает у солдата сапог (обувь). Для русалки логично было тащить солдата в воду за ногу, но он стал сопротивляться, сбросил сапог, который и оказался у русалки в руках (но не навсегда). Солдат с помощью обмана отнимает у неё сапог с «губной гармонией», да ещё горсть «земчугу» получает в придачу. В этой сказке русалка, подобно домовому из сказки «Королева — золотые пятки» и лешим из сказки «Армейский спотыкач», оказывается обманутой, из-за того, что ее, как человека, влечет к музыке.

3. Бес — «существо общественное»
В сказках Саши Чёрного встречается и «самый популярный персонаж русской демонологии» (Э. Померанцева) — чёрт (бес). Его образ широко отражён в русской литературе разных эпох, начиная с древнерусской литературы. Также он встречается почти во всех жанрах фольклора (в легендах, преданиях, быличках, бывальщинах, сказках, рассказах, анекдотах). Чёрт всегда несёт зло, никогда не выступает в качестве помощника, как иногда леший, водяной и особенно домовой. И победить его удается только с помощью хитрости, Бога, крестной силы или ангела. Функции чёрта гораздо шире и менее «специализированы», чем действия духов природы или домашних духов (водит пьяных, соблазняет женщин, толкает на самоубийство, постоянно охотится за человеческими душами). Если фольклорные произведения о духах природы (лешем, русалке) и дома (домовом) являются по своему происхождению дохристианскими, то фольклорный образ чёрта определяется в основном христианством.
Большое количество народных рассказов о похождениях нечистых повествуют о том, как чёрт навещает тоскующих женщин. Его жертвы чахнут, болеют или рожают детей-уродов. Эти рассказы берут своё начало от фольклорного образа змея-соблазнителя, дополненного развитым библейским образом змия-искусителя, чьи способности «ходить к женщинам» в поверьях передаются чёрту. На это указывает и следующая фраза из сказки «Кавказский чёрт»: «Ева, братцы, тоже, может, по такому случаю погибель свою приняла», сюжет которой представляет собой «солдатский» пересказ поэмы М. Лермонтова «Демон», а также складывается из отношений нечистого духа и земной женщины.
Тамара — воплощение земной женской красоты, хрупкой и неповторимой. Чёрт — воплощение коварства, злобы, зависти, на нём лежит печать отверженности от мира добра и гармонии. Презрение, которое он испытывает к земному миру, связано с тем, что он отторгнут от этого мира, но должен «властвовать» над ним («Грешников энтих, как собак нерезаных, никто сопротивления не оказывает, хочь на проволоку их сотнями нижи»). Библейская бессильная зависть к человеческому роду из-за прихода, деятельности и жертвенной смерти Иисуса Христа, обрёкшей нечистого на безнадёжную борьбу с Богом, перерождается в сказке Саши Чёрного в зависть к людскому веселью в тот момент, когда чёрт посылал «ведьме под хвост» свою «жисть».
В отличие от образов библейского злого духа и лермонтовского Демона, образ чёрта, созданный Сашей Чёрным, состоит из смешения дохристианских и христианских черт в представлении о нечистом духе. «У восточных славян чёрт — родовое понятие, часто включающее всю нечисть» (Мифы народов мира. Энциклопедия), но вместе с тем отличающееся от остальной нежити. Чёрт появляется на страницах сказки как в своём «подлом виде», так и в виде «красавца-ухаря», в чём сказывается способность нечистого изменять свой облик («ходить в личинах») в соответствии с надобностью (Тамаре он в «подлом виде» не показывается). Именно благодаря «маске» красавца чёрт и добивается доверия и расположения Тамары, её жениха и её семьи и несёт с собой горе и смерть. Не созданный для любви, он губит Тамару первым же поцелуем, но душу её уносит Ангел-Хранитель, посланец Бога, заступник за верующих в священной войне с силами зла.
Самым опасным для человеческой души был момент смерти, когда начиналась борьба ангела и нечистого за душу. Момент борьбы доброго и злого духов за душу Тамары и отражён в «Кавказском чёрте» как подтверждение того, что злу всегда сопутствует добро. И победителем в этой борьбе, согласно Божьему замыслу и народным верованиям, должен оказаться ангел, если помыслы и душа у человека «чистые», что мы и наблюдаем в «Солдатских сказках». Чёрту свойственно проникновение в ход человеческих мыслей и вкладывание в ум человека недостойных помыслов, но он не обладает достоверными знаниями о глубине человеческой души. Тайное решение праведной души имеет шанс скрыться от злого духа, что и происходит с душой Тамары в сказке «Кавказский чёрт».
Не случайно М. Лермонтов в своей поэме называет злого духа «Демоном», а Саша Чёрный в сказке — «чёртом». «Слово «демон» греческого происхождения <…>. В славянской Библии слово «демон» переведено как «бес». Последнее название получило большее, чем демон, распространение и в крестьянской среде, и в памятниках древнерусской <…> литературы». Наименование «чёрт» «в основном сменило (начиная с XVI — XVII вв.) название «бес»»(М. Власова). Чёрт, фигурирующий в сказке Саши Чёрного «Скоропостижный помещик», выступает, как и в сказке «Кавказский чёрт», в качестве искусителя. Он искушает солдата на заключение с ним договора (на исполнение желания): «Ты б меня отпустил, я б тебе исполнение желания, как полагается, сделал». А так как чертовская сущность основывается на лжи, в договоре этом есть скрытая фальшь. Это находит подтверждение в сказке сначала в поведении чёрта после высказанного солдатом желания («Чёрт лапой пасть прикрыл: смешно ему, да обнаруживать нельзя»), а затем в ходе исполнения солдатского желания «быть здешним помещиком» (стал он «горьким» (бесправным) помещиком). Поведение чёрта в момент высказывания солдатом своего желания характерно для нечистого по причине сверхчеловеческих знаний, сохранённых, хоть и в уменьшенном количестве, от «ангельского прошлого». Свои знания чёрт направляет в сказке на службу злу, так как не открывает солдату превратности его «помещичьего» будущего, а говорит: «Это ты, солдат, здорово удумал». Здесь он действует в согласии со своей природой, так как чертовское зло, с точки зрения христианства, не является приобретённым свойством, а изначально присущим его природе как следствие ложного выбора его свободной воли. Солдат же в данной сказке выступает в качестве глупца, поддавшегося уговорам нечистого по причине зависти к «сытой» и «беззаботной» помещичьей жизни, однако, ему удаётся в конце сказки с помощью крестного знамения избавиться от преследований и козней нечистого.
Сказка «Штабс-капитанская сласть» раскрывает существующее в народе представление о том, что к каждому человеку «приставлен» свой нечистый. Поскольку штабс-капитан Овчинников «пил без всякой пропорции», то и «приставлен» к нему в сказке не простой бес, а «пьяный». «Пьяным» бесом в народе называют нечистого, вызывающего запойное пьянство, которым и «страдает» Овчинников («одну неделю он ротой командует, другую — водка им командует»). При этом бесы принимают обычно вид маленького юркого существа (появляются в своём «натуральном» виде), что и наблюдается в сказке «Штабс-капитанская сласть»: «глядь, из бутылки малиновая жилка ползёт. Жилка за жилкой, сустав за суставом, все на своё место встали, — цельная погань на край горлышка села, на штабс-капитана смотрит, хвостом в носу ковыряет. Как есть бесёнок, масть вот только неподходящая: обнакновенно они в черноту ударяют, а спиртная нечисть в зелень». Бес же, посетивший Овчинникова, оказался малиновым. Обычно в поверьях бесы бывают чёрные, тёмно-синие и тёмно-зелёные, красной же у них может быть одежда или части одежды (шапка, пояс). Малиновый же бес Саши Чёрного называется «малиновым» по цвету своей новой «формы», так как в сказке те бесы, которые «к военным прикомандированы, особливо к запасным, — те теперь малиновые». Бес своим цветом и появлением объявляет Овчинникову, что его душе после смерти уготовано место в аду. Объявляет он это и во время ведения «умственной» беседы со штабс-капитаном: «вы, господин, на тёплую фатеру в преисподнюю в особое отделение попадёте». А там его ждут адские мучения: «Из водки пруд налит, берега шкаликовые, — голые моряки руками в лодках гребут, языками до водки дотягиваются… А она, матушка, от них так и уходит, так и отшатывается… Мука-то какая!». Бесы-палачи наказывают согласно роду преступления, а души умерших грешников терпят кару в погрешившей части своего тела, что соответствует народным представлениям о муках ада. В сказке приводится наглядный пример пытки в погрешившей части тела: «штопор калёный в него ввинчен был по самую ручку, из пупка кончик торчал». «Народу» же в «алкогольном отделении» ада «прорва, словно блох в цыганской кибитке». И душа Овчинникова со страху «лишилась чувств». Посещение ада, по народным поверьям, иногда имеет благотворное влияние на человеческую судьбу. И душа Овчинникова «в сонном естестве» преисподней действительно «воспитывается»: на следующий день (после посещения «алкогольного отделения» ада) штабс-капитан уже пил вместо «полынной» кислое молоко.
Образ беса в этой сказке Саши Чёрного, как и в ряде фольклорных сказок, в которых бес «выступает замороченным простофилей» (М. Власова), «снижен» и обытовлен; штабс-капитан вступает с ним в соглашение, причём бес оказывает услугу Овчинникову первым, а уже затем приходит за обещанной «штабс-капитанской сластью». Зато малиновый бес является в этой сказке «существом общественным», можно даже сказать «военным» (находится в войске Сатаны, так как принял «присягу», «форму» носит и «рапорта подаёт»). В народных представлениях существует «табель о рангах» духов зла: «чёрт смущает, бес подстрекает, Дьявол нудит, а Сатана знамения творит для колебания крепко в вере пребывающих» (М. Власова). В сказке же «Штабс-капитанская сласть» малиновый бес сообщает Овчинникову о существовании иной «табели о рангах» («военного»): «Сатана вроде полного генерала. Дьяволы да обер-черти на манер полковников. Прочие черти, глядя по должности: однако все на офицерских вакансиях состоят. Ну, а мы — лёгкие бесы, крупа на посылках. Наш чин — головой об тын». Однако нечистые, состоя на «военной службе», свободно проникают в дома людей, обитая одновременно в них и повсеместно, иногда — в аду, но постоянного места обитания, как и у солдат места жительства, у них нет. Таким образом, военная служба словно сближает военных с нечистыми, что и позволяет штабс-капитану Овчинникову «подружиться» на время запоя с малиновым бесом.
Не только злые духи, но и добрые — Ангелы-Хранители — в «Солдатских сказках» Саши Чёрного являются не «бестелесными», по христианским канонам, а «материальными», несмотря на то, что в сказке «Антошина беда» имеют «бестелесные соловьиные голоса» и прижимаются «друг к дружке для угрева». Кроме того, если малиновый бес, «попечитель» штабс-капитана в сказке «Штабс-капитанская сласть» не был похож на своего «подопечного» (только фамилию носил Овчинников), то в сказке «Антошина беда» «кажный Ангел со своим солдатом схож» и «имена у них кажному по своему солдату идут». Внешнее сходство Ангелов-Хранителей с их «подопечными» подтверждается случаем явления Ангела солдату Брудастому: «перед ним будто его брат родной, только с крылами да в широкой одежде, как небесному воину полагается». Кроме того, Ангелы-Хранители как воины Бога уподобляются в данной сказке военным людям («кажный своей частью интересуется, все солдатики своей роты до донышка им известны»), с одной стороны, а с другой — ведут себя согласно христианским канонам («все между собой в светлом согласии, в ладу»). И солдаты своим Ангелам подчиняются, как военной дисциплине, об этом свидетельствует происшествие, связанное с Алёшей и Брудастым. Нарушил Брудастый восьмую заповедь, за это ему наказание Ангел огласил (ходить без покаяния) и запретил «солдатскими словами ругаться». «Оробел Брудастый» и ответил: «Ладно. Попробую».
Заканчивается сказка «Антошина беда», благодаря справедливому вмешательству Ангела, традиционно (победой добра над злом). «Антошке — возврат имущества, Брудастому — эпитимья, шестой роте — ни суда, ни позора, Ангелам-Хранителям — беспечный спокой». Таким образом, в «Солдатских сказках» Саши Чёрного добро побеждает зло, что и является наиболее характерным для жанра сказки.

Итак, мы убедились, что целью Саши Чёрного при создании «Солдатских сказок» было обращение к дореволюционному быту и культуре русского народа, выраженного в описании крестьянского и солдатского быта времён Первой мировой войны. События сказок развиваются в народной среде, так как только в ней суеверия занимают видное место. Своеобразие «Солдатских сказок» подчёркивается присутствием на их страницах солдата-рассказчика, благодаря которому сказочные описания народной жизни и верований принимают достоверное звучание. И потому еще одним главным героем «Солдатских сказок» является язык. Как пишет А. Иванов, «в сущности родная речь была тем богатством, которое вывез с собой каждый беженец и единственное, что продолжало связывать с лежащей за тридевять земель отчизной. Недаром писатели русской эмиграции так упорно держались за русское слово — ему посвящены лингвистические эссе А. Куприна, М. Осоргина, Н. Тэффи.
Пример «солдатских сказок» не единичен в обращении писателя к богатствам устной народной речи, преданиям. Хроника свидетельствует, что С. Чёрный читал в Париже доклады об апокрифах Н. Лескова и о русских народных песнях по записям Гоголя, в шутку мечтал, чтобы Дед Мороз подарил ему на Новый год старое издание «Толкового словаря» В. Даля. Можно разделить удивление А. Иванова, который пишет, что «никто из собратьев С. Чёрного по перу… не достиг, пожалуй, такого слияния с народным духом, такого растворения в стихии родной речи, как автор «Солдатских сказок»… Ведь С. Чёрный все-таки городской человек».
Но в том-то и своеобразие подлинно русской литературы, что она никогда не теряла связи с народом, его бесценным творчеством, фольклором. Именно благодаря этому Саша Чёрный, даже пребывая далеко, в эмиграции, остался настоящим русским писателем.


ЛИТЕРАТУРА

1.       Библейская энциклопедия / Под ред. Архимандрита Никифора. — М.: ТЕРРА, 1990.
2.      
Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 5.- М.;Л., 1962.
3.      
Власова М. О незнаемом // Русские суеверия: Энциклопедический словарь. — СПб., 1998.
4.      
Власова М. Русские суеверия: Энциклопедический словарь. — СПб., 1998.
5.      
Иванов А.С. Театр масок Саши Чёрного // Чёрный Саша. Собр. соч.: В 5 т. Т. 3. — М., 1996.
6.      
Копылова Н.И. Стиль «Солдатских сказок» С. Чёрного // Народная и литературная сказка. Ишим, 1992.
7.      
Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. Гл. ред. С.А. Токарев. — М., 2000.
8.      
Мущенко Е.Г., Скобелев В.П., Кройчик Л.Е. Поэтика сказа. Воронеж, 1978.
9.      
Некрылова А. Народная демонология в литературе // Власова М. Русские суеверия: Энциклопедический словарь. СПб., 1998.
10.     
Перетц В.Н. Деревня Будогоща и её предания // Живая старина. — СПб., 1984, вып. 1.
11.     
Перро П. Ангелы — наши хранители. — М., 2002.
12.     
Померанцева Э.В. Русская устная проза. — М., 1985.
13.     
Чёрный С. Солдатские сказки // Чёрный С. Стихи и проза. — Ростов-на-Дону, 1990.
100-летие «Сибирских огней»