Вы здесь
Девушка с ключиком золотым
Владимир ЯРЦЕВ
* * *
Я проснулся от шума дождя,
От глухого неясного гула.
По округе стихия шутя
Дерева двухобхватные гнула.
Я прислушался. Как он проник
Сквозь зловеще гудящие стены,
Слабый, полный отчаянья крик?
Как укол в узловатые вены.
Я вскочил, я «летучую мышь»
Засветил и с крылечка — в калитку.
Потащился за мной Тохтамыш,
Вот уж истинно — словно на пытку.
И качалась разбойная ночь —
Над предместьем — худым абажуром,
И мясницкий мерещился нож
Штукаря с азиатским прищуром.
И ревела шальная вода,
И трепалось пространства мочало…
Ну а близкая чья-то беда,
Вскрикнув раз, как назло замолчала.
Ни души. И кобель не скулил.
Я вернулся, промокший до нитки.
Дождь фонарное пламя залил
В трёх шагах от заветной калитки.
Утром — тишь. Океан тишины.
И по радио бодрые вести.
И не то чтобы чувство вины —
Отчего-то душа не на месте.
Запах морковникаЯ проснулся от шума дождя,
От глухого неясного гула.
По округе стихия шутя
Дерева двухобхватные гнула.
Я прислушался. Как он проник
Сквозь зловеще гудящие стены,
Слабый, полный отчаянья крик?
Как укол в узловатые вены.
Я вскочил, я «летучую мышь»
Засветил и с крылечка — в калитку.
Потащился за мной Тохтамыш,
Вот уж истинно — словно на пытку.
И качалась разбойная ночь —
Над предместьем — худым абажуром,
И мясницкий мерещился нож
Штукаря с азиатским прищуром.
И ревела шальная вода,
И трепалось пространства мочало…
Ну а близкая чья-то беда,
Вскрикнув раз, как назло замолчала.
Ни души. И кобель не скулил.
Я вернулся, промокший до нитки.
Дождь фонарное пламя залил
В трёх шагах от заветной калитки.
Утром — тишь. Океан тишины.
И по радио бодрые вести.
И не то чтобы чувство вины —
Отчего-то душа не на месте.
Опускаются сумерки. Душно и пыльно.
Щелкнул бич, и лениво вдоль улицы стадо прошло.
Час-другой, и заснет утомленное Пильно.
В Императорском атласе значилось это село.
Уцелевших домов, чем замшелых развалин,
Здесь едва ли не меньше. Впотьмах они еле видны.
Поскорей бы пролился, пусть он и печален,
Зыбкий свет неизвестно куда запропавшей луны.
Бытие с забытьем так легко перепутать!
И, хотя над селом тошнотворно висит духота,—
Не пришлось бы в платок плечи зябкие кутать,
Да согреешь ли душу… Трепещет душа неспроста.
Не ищи, все равно не найдется виновник.
Что ушло безвозвратно — ой, нет! — не быльем поросло,
Но травой с безобидным названьем «морковник»,
Сладкий запах которой укутал родное село.
НаканунеЩелкнул бич, и лениво вдоль улицы стадо прошло.
Час-другой, и заснет утомленное Пильно.
В Императорском атласе значилось это село.
Уцелевших домов, чем замшелых развалин,
Здесь едва ли не меньше. Впотьмах они еле видны.
Поскорей бы пролился, пусть он и печален,
Зыбкий свет неизвестно куда запропавшей луны.
Бытие с забытьем так легко перепутать!
И, хотя над селом тошнотворно висит духота,—
Не пришлось бы в платок плечи зябкие кутать,
Да согреешь ли душу… Трепещет душа неспроста.
Не ищи, все равно не найдется виновник.
Что ушло безвозвратно — ой, нет! — не быльем поросло,
Но травой с безобидным названьем «морковник»,
Сладкий запах которой укутал родное село.
Темно-синяя пашня дымилась,
К перелескам туман отступал…
Как великая благость и милость
Надвигался цветения бал.
Где звезда на рассвете померкла, —
День в заботах вставал об одном:
Удалась бы большая примерка
Превосходно пошитых обнов.
И природы просторная зала,
Где намечен был солнечный бал,
Чистотою и светом блистала,
И на ветке скворец запевал.
Все дышало вокруг приглашеньем
(И присягой на верность весне!) —
Людям, бабочкам, птицам, растеньям,
А цветам и влюбленным — вдвойне.
Но какие желанные сети!
И какой искупительный плен!
Словно нет и не будет на свете
Ни разлук, ни скорбей, ни измен…
Вариации на темуК перелескам туман отступал…
Как великая благость и милость
Надвигался цветения бал.
Где звезда на рассвете померкла, —
День в заботах вставал об одном:
Удалась бы большая примерка
Превосходно пошитых обнов.
И природы просторная зала,
Где намечен был солнечный бал,
Чистотою и светом блистала,
И на ветке скворец запевал.
Все дышало вокруг приглашеньем
(И присягой на верность весне!) —
Людям, бабочкам, птицам, растеньям,
А цветам и влюбленным — вдвойне.
Но какие желанные сети!
И какой искупительный плен!
Словно нет и не будет на свете
Ни разлук, ни скорбей, ни измен…
Пора облетевших серёжек
И лопнувших почек.
Отречься от спячек, от лёжек,
Чехлов, оболочек.
Во имя очнувшихся разом
Корней и травинок
Пресветлым апрельским указом
Ознобы отринуть.
Замшелое бремя привычек,
Что нес как повинность,
Из собственной жизни — навычерк,
Навычет, навынос.
Пора обживанья скворешен
И первых соцветий.
И нет еще в мире старейшин —
Одни только дети.
Чуть позже, оплоты обрушив,
Сметая границы, —
Волна распашонок и кружев,
Батиста и ситца.
Ромашки цветут вдоль проселка,
И небо из шелка.
… Как все-таки это недолго,
Как все же недолго.
ПамятьИ лопнувших почек.
Отречься от спячек, от лёжек,
Чехлов, оболочек.
Во имя очнувшихся разом
Корней и травинок
Пресветлым апрельским указом
Ознобы отринуть.
Замшелое бремя привычек,
Что нес как повинность,
Из собственной жизни — навычерк,
Навычет, навынос.
Пора обживанья скворешен
И первых соцветий.
И нет еще в мире старейшин —
Одни только дети.
Чуть позже, оплоты обрушив,
Сметая границы, —
Волна распашонок и кружев,
Батиста и ситца.
Ромашки цветут вдоль проселка,
И небо из шелка.
… Как все-таки это недолго,
Как все же недолго.
Кружит по городу грустный полковник,
Войн ненавистник и мира поклонник.
В солнечном свете ли, в сетке дождя —
Рядом всегда выступает дитя.
Вот и сегодня он слева маячит,
Полупрозрачный задумчивый мальчик.
Все друг о друге и знают, и помнят:
Мальчик сначала, а после — полковник,
С болью единой и общей судьбой —
Птенчик наивный и воин седой.
Через толпу молчаливо идут…
Ждет не дождется последний редут.
* * *
Утренние часы,
Чистые от росы,
Ясные от зари,
Жизнь! — прошу, повтори.
Или — оставь за мной
Летнего полдня зной,
Дымчато-слюдяной —
Перед грозой — стеной.
Зябкие вечера
У гаснущего костра
(В самом конце пути) —
Это хоть возврати.
Голоса нет извне,
Можно сойти с ума:
Ведь остается мне
Ночь, что придет сама.
Если честно…Войн ненавистник и мира поклонник.
В солнечном свете ли, в сетке дождя —
Рядом всегда выступает дитя.
Вот и сегодня он слева маячит,
Полупрозрачный задумчивый мальчик.
Все друг о друге и знают, и помнят:
Мальчик сначала, а после — полковник,
С болью единой и общей судьбой —
Птенчик наивный и воин седой.
Через толпу молчаливо идут…
Ждет не дождется последний редут.
* * *
Утренние часы,
Чистые от росы,
Ясные от зари,
Жизнь! — прошу, повтори.
Или — оставь за мной
Летнего полдня зной,
Дымчато-слюдяной —
Перед грозой — стеной.
Зябкие вечера
У гаснущего костра
(В самом конце пути) —
Это хоть возврати.
Голоса нет извне,
Можно сойти с ума:
Ведь остается мне
Ночь, что придет сама.
Ты Богу безразличен и эпохе
И, как ни грустно, женщине одной.
Равно ничтожны подвиги и вздохи,
Когда бесстрастный снайпер за спиной
(Ты чувствуешь его, еще не веря,
Что с синевою слиться не успел)
Тропит тебя, как загнанного зверя,
И безупречно выверен прицел.
* * *
Разбегающаяся вселенная.
Живопись —
Наскальная и настенная.
И, как ни грустно, женщине одной.
Равно ничтожны подвиги и вздохи,
Когда бесстрастный снайпер за спиной
(Ты чувствуешь его, еще не веря,
Что с синевою слиться не успел)
Тропит тебя, как загнанного зверя,
И безупречно выверен прицел.
* * *
Разбегающаяся вселенная.
Живопись —
Наскальная и настенная.
Галапагосские острова.
Любимая, ты не права.
Прихоть
Загадай меня, как примету,
Постараюсь я сбыться в срок —
Подними-ка вон ту монету,
Что на счастье легла у ног.
Безразлично, орлом ли, решкой,
Все равно какой стороной, —
Не раздумывай и не мешкай,
Поскорей наклонись за мной.
…Освящает себя крамолой —
Смерд с царицей накоротке! —
Диск, светлеющий и тяжелый,
В долгожданной твоей руке.
* * *
Это — как озарение,
Свыше,
Провиденьем ниспосланный дар…
Это — мне? Нет не верится,
Вы же
Далеки, как сиянье Стожар.
Это — мне? Я лишился рассудка?
Постараюсь я сбыться в срок —
Подними-ка вон ту монету,
Что на счастье легла у ног.
Безразлично, орлом ли, решкой,
Все равно какой стороной, —
Не раздумывай и не мешкай,
Поскорей наклонись за мной.
…Освящает себя крамолой —
Смерд с царицей накоротке! —
Диск, светлеющий и тяжелый,
В долгожданной твоей руке.
* * *
Это — как озарение,
Свыше,
Провиденьем ниспосланный дар…
Это — мне? Нет не верится,
Вы же
Далеки, как сиянье Стожар.
Это — мне? Я лишился рассудка?
Я растерзан, растерян и нем.
О, какая жестокая шутка —
Звездный свет,
Предназначенный всем…
* * *
Сплошь череда ненастных дней,
Но выпадет денек нежданно—
Ни измороси, ни тумана,
И дали ясного ясней.
Звездный свет,
Предназначенный всем…
* * *
Сплошь череда ненастных дней,
Но выпадет денек нежданно—
Ни измороси, ни тумана,
И дали ясного ясней.
Как бы завеса спала с глаз:
В природе столько потрясений!
Нагим и сирым, без прикрас,
Предстал заречный лес осенний.
Нагим и сирым, без прикрас,
Предстал заречный лес осенний.
Но странно! На душе светло,
Как будто не было печали.
А спросят, что произошло, —
И промолчишь, пожмёшь плечами…
* * *
Девушка с ключиком на груди,
С мыслями грешными на уме,
Явно предназначенная не мне,
Ты уж помедленнее проходи,
Девушка с ключиком золотым,
Что угодно им отпирай,
Кроме, конечно, калитки в рай —
Рано в те места молодым.
Девушка с ключиком на груди
Замедляет зачем-то шаг…
Ты уж, пожалуйста, проходи.
Ничего, хорошо и так.А спросят, что произошло, —
И промолчишь, пожмёшь плечами…
* * *
Девушка с ключиком на груди,
С мыслями грешными на уме,
Явно предназначенная не мне,
Ты уж помедленнее проходи,
Девушка с ключиком золотым,
Что угодно им отпирай,
Кроме, конечно, калитки в рай —
Рано в те места молодым.
Девушка с ключиком на груди
Замедляет зачем-то шаг…
Ты уж, пожалуйста, проходи.