Гонец Цвета

1.

Мальчик жил на свете недавно, но уже многое чувствовал и понимал. Понимал, что мама с папой рано уходят на работу и всегда поздно оттуда возвращаются. Поэтому им и приходится на всю неделю оставлять его в городе Шахтино с бабушкой, а не забирать к себе в поселок. А бабуш-
ка — она вроде бы и добрая, но все-таки ядовитая, как черная змея-ехидна из передачи «В мире животных». Маму она почему-то не любит. Видно, у нее были другие планы на папину жизнь.

Поэтому с каждым купленным ему гостинцем она просто не могла не ввернуть что-нибудь язвительное про маму, и от этого самое лакомое мороженое, или пышная сахарная вата, или пузыристая газировка из сифона становились совсем не такими вкусными, как для всех других детей и некоторых взрослых.

— Я-то тебе вон что покупаю, а эта балбеска гонористая купит чего? Нет!

Мальчик принимал оскверненные дары с потухшим взглядом и уже не мог их никуда деть — бабушка не спускала с него глаз. Но он все реже о чем-нибудь просил ее, зато безоглядно наслаждался нечастыми мамиными угощениями. И много раз наедине, а иногда даже при бабушке, он брался объяснять маме, что не надо, не надо, не надо оставлять его здесь, что он уже вырос и может быть дома один. Вернее, с обеими разноцветными кошками и лохматой собакой Бимкой, живущей во дворе. Но мама только ласково и грустно ему улыбалась, гладила и целовала в макушку, чтобы снова выйти на площадку и скрыться от него на пять долгих дней. Отец обычно прощался с ним как-то наспех и выскальзывал из квартиры пораньше.

Однажды мальчик проснулся от ярких вспышек с улицы, которые празднично и немного жутко освещали ночной двор и все вокруг. Он догадался, что это салют. Захотелось тут же выскочить из-под одеяла и подбежать к окну. Но вдруг мальчик заметил бабушку. Она, замерев, стояла на балконе в своей длинной ночнушке, куда-то вглядываясь. Похоже, ей салют совсем не нравился. Он разглядел, как сильно бабушка сжимала свои узловатые пальцы, поднимая руку, — будто крестилась кулаком. И заклинала вполголоса:

— Скорей бы Гонец Цвета… Скорей… скорей! Чтобы — всех!

Не понимая, что это может значить, спасаясь от ее жуткого шепота, мальчик с головой накрылся байковым одеялом. Но и сквозь него все равно просвечивали вспышки. То зеленоватый, то красный, то ослепительно белый, летел по небу над окнами огромный, сияющий и неуловимый Гонец Цвета. Наконец все вспышки растаяли, и стало привычно темно, как бывало каждой ночью.

Кроме бабушки, здесь же, в квартире, жил деда. Дед был хороший, он работал в шахте и был передовиком. Но когда-то давным-давно его незаметно отодвинули в сторону от всего, кроме работы. И с тех пор он жил как постаревший царевич, который так и не дождался своего царства. Вечерами обычно усаживался у телевизора, а в выходные дни всегда находил себе занятия во дворе или в подвале.

Почти про всех соседей бабушка говорила с насмешкой — было видно, что они трусили с ней связываться. Лишь одного — соседа снизу — она сама всерьез опасалась. Того самого, кого все вокруг дружно прозвали Анатолькой. Он был самым скандальным жильцом во всем подъезде и на каждый шум сверху или за стеной мог немедленно заявиться «качать права».

Вот из-за этого самого Анатольки нельзя было ни подпрыгнуть, ни как следует разбежаться вдоль большой комнаты, ни даже в голос позвать друзей с балкона. Коварный Анатолька всегда таился в темном подполье. Сам мальчик видел его только однажды, да и то со спины, но часто представлял во всех злодейских подробностях: как он похож на Кощея Бессмертного, только в низко надвинутой кепке, с длиннющим лицом и противным высоким голосом. Но голос и представлять было не надо — мальчик отчетливо слышал его много раз. «Прямо власть взял», — с завистью качала головой бабушка.

В начале лета пришла пора устанавливать новую дверь в квартиру. Вообще-то мальчик еще не разобрался, что же было не так со старой. Но в назначенный день бабушка с самого утра стала маячить взад-вперед по комнатам и кухне, то и дело выглядывая из окон или с балкона.

Однако нужные люди из ЖЭКа никак не приходили — ни сразу после обеда, как обещали сначала, ни в половине третьего, ни в четыре часа. Бабушка уже вся извелась: она ходила и ходила из угла в угол, рассеянно вытирая пыль на одних и тех же местах, и возмущенно стенала. Иногда она вдруг обращала внимание на мальчика, будто спотыкалась об него, и то предлагала повторно налить ему вчерашнего рыбного супа из большой эмалированной кастрюли, то бросалась включать телевизор, но вместо мультиков и интересных передач шла «профилактика» — всей огромной стране показывали только квадратики на экране.

Наконец, когда длинная стрелка совсем чуть-чуть не догнала короткую, раздался звонок. Едва присевшая на диван бабушка подскочила от неожиданности, а затем осторожно подкралась к двери.

— Кто там? — чужим, каким-то сгущенным голосом спросила она.

— Мастер, — раздалось снаружи. — Вызывали?

— Вызывали. А чего шел так долго?

— Заявок много, а я сегодня один.

— Как один? — изумилась бабушка.

— Так, один.

Нарочно громко заохав, бабушка отворила оба замка и сняла цепочку.

Через порог шагнул крепкий широкоплечий мужчина с короткими упрямыми волосами на лобастой голове. От него пахло маслом, одеколоном и свежим потом. Все эти запахи были мальчику уже знакомы, но сейчас все равно вызывали какой-то непонятный интерес.

— Хозяйка, принеси пока воды попить, жарко на улице.

Бабушка скрылась на кухне.

— Игорь, — представился мастер и, присев на корточки, протянул мальчику руку. Впервые в жизни взрослый так здоровался с ним, мелким шкетом. Рука тоже оказалась большой и крепкой, с широкими пальцами и наколкой на запястье в виде якоря. Было страшно приподнять и вложить свою маленькую бледную ладошку в эту огромную бронзовую ладонь.
И в то же время очень-очень хотелось этого своего первого рукопожатия. Мальчик украдкой взглянул на бабушку, она как раз вернулась с полным ковшом воды.

— Не боись, — по-доброму усмехнулся Игорь. — Как тебя звать?

— Л-ле-ня, — с трудом выговорил мальчик и наконец решился протянуть свою ручонку.

— Привет, Леонид! — Игорь осторожно обхватил его ладонь, слегка встряхнул и, дождавшись ответного пожатия, выпустил.

Залпом осушив полный ковш холодной воды, он привычными движениями разложил инструменты и взялся за дело. Начался веселый и бодрый шум. «Это вот — дрель. Это стамеска. Это молоток. А вот — замок ваш новый. Старую-то рухлядь снимем сейчас», — успевал пояснять ему Игорь. Вскоре оказалось, что в каждом инструменте жили свои звуки, своя музыка, притом такая разная, что одну ни за что не спутаешь с другой.

Вот и старая дверь, разлученная с таким же старым дверным косяком, встала, прислонившись к облупленной стене на площадке.

— А ну, не мешай дяде Игорю, отойди, — раз за разом повторяла бабушка и выпроваживала внука из коридора в комнату.

«Профилактика» уже закончилась, и начался долгожданный мультфильм. Но Лене почему-то становилось неинтересно от мультфильма, как было невкусно от мороженого после ядовитых бабушкиных слов про его маму. И уже через минуту он, как завороженный, снова оказывался в коридоре возле Игоря, глядя то на его широкое лицо, то на запястье с якорем.

— Видал? Я, Леня, на флоте служил. Три океана видел. Ну, и всякого там нагляделся… Но про все рассказывать пока что нельзя — я ж подписку давал.

Леня восторженно кивал. Три океана! И еще что-то, о чем вообще нигде и никому нельзя говорить, даже под самым большим секретом!

— Скоро ли? — вклинилась бабушка. — Без двери мы тут все равно что голые ходим. Может, вызвать кого на подмогу?

— Сейчас, бабуля! Потерпи чутка.

Игорь, широко расставив ноги и громко крякнув, приподнял новую дверь и стал сажать ее на петли. Леня завороженно ловил каждое его движение.

— Что ж ты — так один все и сделаешь? — Бабушка всплеснула руками и отступила в большую комнату.

Фигура в надвинутой кепке возникла внезапно — звука шагов Леня не услышал. От нее разило чем-то кислым и прогорклым. Леня сразу с ужасом понял, что перед ними тот самый грозный Анатолька.

— Я сосед снизу, — сдавленно прошипел он.

— Ну, здорово, сосед, — приветливо кивнул Игорь.

— Вы что это устроили?.. Я, значит, с работы — только отдохнуть собрался…

— Время разрешенное, а ночью отдохнешь, как другие граждане, — невозмутимо парировал Игорь, прищурив левый глаз и карандашом намечая отверстия в дверной коробке.

Мальчик замер. И зачем это Игорь отвернулся от него? Он же не знает — Анатолька что угодно может ему сделать!

Но пока Анатолька продолжал, как обычно, «брать на голос». Правда, теперь он взвизгивал громче дрели, однако Игорь, ничуть не отвлекаясь, продолжал делать свое дело. Вдруг пронзительный взгляд Анатольки зацепился за мальца в глубине коридора и даже в светлых его глазенках видел насмешку. Тогда он решительно шагнул вперед и нагло дернул дрель из рук Игоря. Сверло замерло, бодрая музыка инструмента оборвалась.

Уже не отпуская Анатольку взглядом, Игорь неспешно встал с корточек. Отложив дрель, он резко схватил его и притянул к себе, а ногой тут же прихлопнул дверь, чтобы Леня не увидел чего-нибудь лишнего. Голос Анатольки снаружи вдруг зазвучал испуганно и сипло. Игорь тоже что-то негромко выговорил. Затем послышался короткий вскрик и дробный перестук по лестнице.

А новая дверь после громкого хлопка вновь приотворилась, так что взгляду мальчика открылась яркая щель. На верхней ступеньке лестницы в полоске солнечного света лежала смятая кепка. Игорь ловко наклонился, поднял ее и размашисто запустил вниз, следом за внезапно ставшим таким смешным и жалким Анатолькой.

— Что за горлопан у вас? — усмехнулся Игорь.

— Да так, — пожал плечами Леня.

Через несколько минут они позвали бабушку:

— Готово, хозяйка! Работу принимай… Замок-то вам не высоковато?.. Ну, сами так захотели! Вот, закрывается на два оборота… и обратно, значит, тоже на два. Дверь отличная — никакой приступ не страшен!

Бабушка смотрела на него, но только качала головой и ничего не могла взять в толк. На прощание Игорь вложил второй ключ в маленькую Ленину ладонь:

— Держи, мужик! Это дубликат называется. И не теряй.

Бабушка была не в себе до самого вечера. Только дождавшись припозднившегося деда и осыпав его всеми возможными придирками, она понемногу отошла.

Больше двух недель Анатолькиного голоса совсем не было слышно. На время он стал тише воды ниже травы. А позже, подкрадываясь к новым скандалам, сначала озирался и примерялся, чтобы не встретить внезапный отпор от какого-нибудь нового Игоря.

2.

Бесконечно тянулась сырая вязкая поздняя осень. День за днем уныло шли дожди, так что вся земля замесилась в грязь. Однако что-то там, наверху, все-таки происходило. Слово перестройка звучало от взрослых все чаще и непонятнее. Зато слово дефицит Леня уже понимал наглядно и отчетливо. Бабушка то и дело таскала его с собой за этими самыми дефицитами, и время от времени он становился вторыми руками, в которые можно заполучить что-либо ценное. Но для этого ему надо было долго и терпеливо стоять, не вертясь под ногами, а только хорошо запомнив нужные ноги в потертых туфлях или в грязных сапогах, с сумкой, постиранным пакетом или растянутой авоськой. И медленно-медленно двигаться в этой душной тесноте. Да еще и мама так давно не приходила! Говорят, она болеет и ее положили, и поэтому она не может повидаться с Леней. А отец сам находит вечные отговорки. Леня, как и все вокруг, стал сильно ждать снега — со снегом сразу станет легче.

В этот вечер дед пришел домой с каким-то особенным взглядом — немного растерянным и как будто по-новому оглядывающим квартиру. Леня уже знал, что совсем скоро деду предстояла пенсия. Правда, ему оставалось еще несколько рабочих смен. Но дед уже со всеми договорился, отработал заранее и на эти самые последние смены выходить не стал, чтобы не дразнить гусей. Скольких его товарищей заваливало в их последний выход! Вызволить живыми успевали далеко не всех. Видно, эти самые подземные гуси не пускали.

— Ну, чего встал? — сразу накинулась на него бабушка. — Разулся, так проходи уже!

— Эх-х, третья моя шахта… и последняя теперь, — сиротливо вздохнул дед.

Бабушка принюхалась, но ничего подозрительного, видимо, не учуяла.

— Все — отработал, значит? Лодырь ты теперь?

— Как ты, что ли? — вполголоса огрызнулся дед. — Иди, шастай по своим магазинам!

Бабушка не нашлась, чем ответить, и решила пока затаиться. Она окинула взглядом Леню, видно, хотела что-то скомандовать, но передумала.

— Ладно, тут посидите. Щи вон в кастрюле, — бросила она напоследок и закрыла дверь снаружи.

Ужинать дед не стал. Не включил телевизор. Не взялся за газету. Все привычные дела стали вдруг совсем непривычными. Он сидел и напряженно думал, представляя, как там сейчас в шахте, кто ползет по проходу вместо него, кто первым даст сигнал на перекур и кто сделает главную выработку. Леня молчал.

Дед погладил его по макушке, стараясь улыбнуться.

— Мамка-то знаешь где твоя? — Дед оглянулся, будто кто-то мог их подслушать.

Леня мотнул головой.

— Сестренку тебе рожает или братика.

Леня удивился, а потом вдруг сильно обрадовался. Так сильно, что захотелось прыгать и кувыркаться. Он побежал вдоль комнаты. У него! Будет сестренка! Или братик! Но сестренка — лучше.

Он то и дело оказывался у одной, другой, третьей стенки, а радость все не унималась.

— Деда, а давай поборемся? — протянув руку, с восторгом предложил Леня. — Ну давай, а?..

Они с дедом уже несколько раз боролись на полу, застеленном ковром. Дед ложился на спину, а Леня забирался сверху. Обычно после веселой возни он «побеждал», по очереди прижимая к полу то одну, то другую дедову руку.

Несколько недель назад, пока внук праздновал свою очередную победу, дед вдруг почувствовал, как тесно становится его сердцу и как мало воздуха в комнате, но, отдышавшись, вскоре перемогся. Правда, после этого на пол он уже не ложился — говорил, что сильно устал. Но сейчас и эта радость внука, и охота сдвинуть с места свою новую, нерабочую жизнь так захватили его, что он согласился побороться.

Леня тут же с веселым и яростным рыком набросился на него. Выскользнуть из захвата. Головой в бок. Держать, держать, не выпуская, эту большую взрослую руку. Леня смеялся и рычал, рычал и улыбался. Вдруг рука деда сжала его сильнее, так что Леня едва не вскрикнул, — и разом ослабела. Дед захрипел. Это, конечно, могло быть хитростью, поэтому Леня не стал выпускать его. Но вдруг все дедово тело судорожно дернулось, и он с отчаянной мукой застонал. Лене стало ясно, что это всерьез, он тут же выпустил руку и слез с него. «Деда, деда?» — тонким голосом, будто входя в жуткую темную комнату, позвал он. Но деда не отвечал, а его лицо покрывалось пятнами. Леня встал и кинулся искать выход. Он нарочно прыгал и громко топал по полу, но снизу, от ставшего вдруг таким нужным Анатольки, не донеслось ни звука. Залез на подоконник, пытаясь докричаться с третьего этажа в приоткрытую форточку. Но там, за окном, никого не было, только дождь стучал по стеклу.

Телефон, вспомнил Леня. У соседей есть телефон! Но через стену не достучаться. Надо как-то выйти из квартиры. Леня волоком притащил табуретку с кухни и прислонил к двери. Дверь хорошая — ее же Игорь поставил и ключ ему отдал. Должна же она… Ну пожалуйста!

Леня встал на табуретку, чувствуя, как она шатается под ним. Вот и замочная скважина. Он вставил туда ключ и обеими руками повернул. Раз и два. Дверь распахнулась, и Леня едва не рухнул вместе с покачнувшейся табуреткой, но вовремя уцепился за косяк. Спрыгнул вниз на площадку. Стал стучать в соседскую дверь. Но там очень громко разговаривал телевизор. Так его никто никогда не услышит. Надо как-то дотянуться до звонка и нажимать, нажимать, нажимать, пока не откроют. Он вытащил табуретку, краем глаза заглянув в большую комнату. Оттуда донесся одинокий глухой стон. Одна нога деда ровно лежала на полу, а другая согнулась в колене. Леня подставил табуретку, но было все равно слишком низко. Заколотил в чужую дверь изо всех сил: «Ну кто-нибу-у-удь! Тео-о-отя Тома-а-а… дядя-а-а как тебя…» Табуретка сильно закачалась, и он бы точно грохнулся вниз на бетон, но кто-то вдруг подхватил его сзади.

Леня устало повернул голову и при свете тусклой лампочки узнал Анатольку.

— Деду плохо? — спросил он Леню.

Леня беззвучно кивнул. Анатолька стал настойчиво звонить в дверь.

Через минуту открыла соседка, тетя Тамара, с круглым, будто всегда чуть опухшим лицом:

— Тебе чего?

— Деда… Плохо ему, — сквозь рыдания выговорил Леня.

— Сейчас скорую вызову. Как ты до звонка-то дотянулся?

Леня повернул голову — Анатольки позади него не было.

Соседка подняла красивую красную трубку и вызвала скорую, дважды громко повторив их адрес.

— Теперь ждите. К моей-то свекрови на той неделе почти сутки ехали.

Но в этот раз доктора добрались быстро. Раскрыли деду рот, что-то проверили и поспешно унесли его на носилках. В сумерках у подъезда светились отблески «мигалки».

И бабушка, и внук точно знали, что рано им сегодня не уснуть. Про деда не говорили. Телевизор был включен, и они наперекор всему долго ждали интересного кина. Но фильма все не было. Долго-долго выступали громкие дяди в костюмах — депутаты Верховного Совета. Они все время спорили и перебивали друг друга.

«У соседей, кроме телефона, еще и телевизор цветной, — подумалось Лене. — А что толку — кина-то все равно нет».

Свет фар со двора заползал в их окна. Бабушка встала с дивана и гневно зашептала.

— Скорей бы, — повторяла она, — скорей бы Гонец Цвета!

Леня вдруг точно вспомнил, когда такое слышал. Но сейчас он не спрятался от нее под одеяло. Сейчас он мог ей ответить. Мог возразить. Вопреки всем этим крикливым дядькам в телевизоре, которые брались говорить и никак не могли остановиться.

— Не надо! — громко сказал он.

Бабушка удивилась. Отступила от окна.

А он встал и пошел за ней, повторяя:

— Деду обратно привезут. И мама за мной придет. Поняла?

Бабушка, не отвечая вслух, отходила из большой комнаты в узкий коридор, а оттуда в темную спальню, будто пытаясь где-нибудь укрыться от него, как затравленная дичь от настырного охотника.

— И Гонца Цвета не будет, не будет, не будет!

Слова стали глухими и тяжелыми. Бабушка бессильно опустилась на край застеленной кровати и сидела так, не поднимая головы. Только ее острые плечи чуть заметно вздрагивали. Будто бы Леня, ее родной внук Леня, этот маленький бледный мальчик, вдруг обрел над ней такую же грозную власть, какая раньше была у подпольного соседа Анатольки. И, ощутив это, Леня как никогда сильно удивился и перестал повторять одни и те же слова. Он понял, что не так ее расслышал. Но все это говорила не она сама, а огромный страх внутри. Леня улыбнулся и осторожно провел рукой по ее опущенной седой голове. Он уверился — конца света не будет.

За окнами дома над всем городом и поселком, над больницей и роддомом волшебными крупными хлопьями летел снег.