Вы здесь

Городские сезоны

Стихи
Файл: Иконка пакета 10_schev4enko_gs.zip (10.74 КБ)

* * *

Над районом каркнула отмычка —

это ночь крадется, как бандит,

что за неприятная привычка —

каждый вечер снова приходить.

 

Божий свет преступно убивает,

а к утру становится бела —

я-то знаю, ночи не бывает,

это тень на здание легла.

 

Пожалей ты нас, умалишенных,

тех, о ком печалится луна,

для кого в карманах заоконных

тьма на черный день припасена.

 

* * *

Колышутся волосы донных осин,

и женщина глухонемая

из дома плывет в овощной магазин,

капусту и лук покупает.

 

Машина, медлительней, чем кашалот,

идет по земле мутноватой —

наш мир появился на свет из болот

и станет болотом когда-то.

 

Подходит машина, скрипят тормоза,

и фары тонируют светом

ту женщину, что не умеет сказать

и слышать не хочет об этом.

 

* * *

Городские сезоны приходят вразброс,

подмосковным властям потакая,

атрибуты зимы — реагент и мороз,

а в руке — карамель ледяная.

 

На неоновых вывесках новый завет —

боги шлют распродажи и скидки,

это поиски счастья, которого нет

ни в одной безлимитной кредитке.

 

Вот поэтому хочется выйти во двор

и вдохнуть отраженного света,

чтобы рухнуло небо, как ржавый топор,

на скамью муниципалитета.

 

Вот поэтому снег, глянцеват и медов,

одеялом лежит златотканым,

слово «вечность» сложилось из теплых носков

в темноте на полу, под диваном.

 

Уборка

Неподвижную стену

луч прожжет добела —

вытрешь попеременно

все свои зеркала,

словно делаешь запись

на скулах лица,

отраженья касаясь,

как вод озерца.

 

Есть четыре картины,

а образа нет —

неподвижность гардины,

скрывающей свет,

вдруг наводит на думы

о свойстве фактур.

 

Продолжаешь без шума

свой утренний тур,

есть под ванною Vanish

и промывочный ерш —

просыпаться устанешь

и однажды уснешь.

 

* * *

О чем писать? О том, что в этот вечер,

измаявшись от вынужденной лени,

набросив куртку летнюю на плечи,

сижу, поставив сумку на колени.

 

Сижу, прикрывшись тьмой для конспирации,

внутри озелененного квартала:

рябина, ясень, тополь, три акации

(я их однажды все пересчитала).

 

А рядом на скамейке две соседки

из сумерек достали сигарету —

и тут же дым, мучительный и едкий,

направился к широкому просвету.

 

Движения курящих ритуальны —

стоит рука свечою восковою,

и обруч дыма, будто специально,

яснеет над моею головою.

 

* * *

Горожанам, уставшим от хмари,

нужно ехать в метро по прямой,

там сквозняк свою нежность подарит

им, летящим с работы домой.

 

Над мостами повесились грозы,

воды выпучил ливень в петле,

а внизу — нагловатые позы,

отраженные в каждом стекле.

 

Недосказанность зреет в озоне,

подготовились к реву такси,

сыро, холодно в этом сезоне,

зябко новые вещи носить.

 

Значит, необходимо согреться

и прорвать неудобный настил,

чтобы в каждое шумное сердце

дождь зерно тишины поместил.

 

* * *

Невзрачный район, как помарка,

побелкой исправлен давно,

здесь пахнет вином и зажаркой

от послевоенных домов.

 

Здесь ветер гуляет по крышам,

неслышно гудят провода,

и в каждом строении рыжем

из крана выходит вода.

 

Живут здесь легко и без веры,

не парятся по мелочам,

но месседжи в высшие сферы

пытаются слать по ночам.

 

Ночная верхушка поселка

украшена белой луной,

стоит новогодняя елка

на детской площадке одной.

 

Вода здесь выходит из дома

и в снег превращается, чтоб

волхвы испытали истому,

увидев глубокий сугроб,

 

площадку, скамейку, качели,

столбы, ледяное белье,

звезду на рождественской ели

и свет непрерывный ее.

 

* * *

Ореолом своим звенит,

источается светом лап —

это солнце ползет в зенит,

неуклюжее, словно краб.

 

Тонок каждый его сустав,

металлический панцирь бел —

мы ведь тоже войдем в состав

каталога небесных тел.

 

Оставляя дымящий шлейф,

как бессмысленный атрибут,

унесемся, преодолев

силу трения о судьбу.

100-летие «Сибирских огней»