Вы здесь

...и этим ты права

Марина Безденежных. Выбор доминант. Стихи. Омск, 2000.Цель игры. Стихи. ООО «Литограф». Омск, 2001
Файл: Иконка пакета 12_zolotcev_ietim.zip (11.16 КБ)



...И ЭТИМ ТЫ ПРАВА
(Марина Безденежных. Выбор доминант. Стихи. Омск, 2000.Цель игры. Стихи. ООО «Литограф». Омск, 2001).


А ко мне, как к спасенью, беда потянулась,
Не хотела она оставаться бедою,
Не хотела она оставаться
судьбою...
А меня на чужую беду не хватило...

...
Разумеется, встреться мне эта, белым стихом написанная миниатюра без подписи автора, вряд ли я смог бы догадаться, кто ее написал. Однако одно оказал бы сразу же и уверенно: она вышла из-под пера женщины.
Ибо только в женской душе она могла родиться. В душе, где немыслимое для мужского начала сострадание к ближним и дальним может резко и без перехода сменяться неистовым отчуждением ради с в о е г о.
Стихотворение это действительно принадлежит женщине — омской поэтессе Марине Безденежных, и она заслуживает серьезного разговора о ее творчестве.

Не боюсь я злого слова,
Я давно уже узнала:
Если в правде много злобы,
Значит, правды очень мало.

Мне
представляется, что эти афористичные строчки являются своего рода «ключом» как к пониманию многих причин духовной трагедии, все более охватывающей наш отечественный мир, так и к пониманию корневых начал в художественно-этическом мире самой Марины Безденежных. Не случайно тут возникает примат этики, а не, скажем, эстетики, хотя и сугубо эстетические линии творчества омской поэтессы токе, разумеется, нельзя обойти стороной. Но она сама, по-нынешнему говоря, «подставляется», множеством своих строк вызывает на разговор прежде всего о нравственных основах ее обращений «к миру и городу», к людям. Даже лексикой, словесным рядом не зря же столь нередко в откровениях лирического «я» звучит слово «сила». Да и не выспренне, а искренне с горечью: «Но я свою силу — знаю, И я за нее плачу». Простите за тавтологию, но это сильное осознание не только своей силы, а и ее последствий необходимейшее условие для саморазвития поэта, какого бы масштаба он ни был...
Знаковая примета
современного мира людского и его «перевернутых» законов: женщина обнаруживает в себе силу — и пугается ее; не слабости своей, заметьте, как полагалось бы «по жизни», по природе, но волевого начала своего. Но оно, сие начало, энергия «нравственного императива» являются, пожалуй, одной из самых отличительных черт в стиховом мире Марины Безденежных. Речь, конечно, не о пресловутых «глыбистости» или «кряжистости», мы же к творениям прекрасного пола обращаемся. И вот что мы слышим:

И я опять пугаюсь этой силы,
Которую предчувствую в себе...

И
действительно, многим читателям по душе пришлись и неподдельная энергия строк М. Безденежных, и лаконизм, тяготеющий к сочной афористичности. Мне лично сразу же запомнилась, к примеру, душераздирающе-ироничная исповедь от лица пассажирки автобуса в час пик: «Здесь фильтр всех унижений и проклятий. //Вся злость, что накопилась на Руси... //Товарищ, сударь, Вы, который в шляпе. Не сброситься ль, родимый, на такси?»
По сердцу пришлось и умение омской поэтессы говорить без надрывного пафоса и без «баррикадного» гнева о действительно горькой, а то и черной доле нынешней россиянки, которой

Уже не до «Шанели» и «Рашели»
Задумываюсь десять раз на дню,
Как из осточертевшей вермишели
Создать разнообразное
меню.

Такая ирония
«пробирает» гораздо острее, нежели та воинственно-митинговая патетика, которую, прямо скажем, до сих пор предпочитают эксплуатировать многие столичные поэтессы, считающие себя патриотками. Да и гораздо больше при всем своем «бытовизме» содержит в себе поэзии... Хотя порою, видно, что боль за судьбы своих современниц так захлестывает М. Безденежных, что ей уже не до иронии:

И все-таки до боли видеть жутко,
Как потухает
женское лицо...

Но каковы бы ни были «гражданское» поприще и личные обстоятельства поэта, они должны отступать для него перед Словом. Перед творчеством. А это, как ни странно, гораздо труднее дается тем, чья профессия — слова. Гуманитариям, прежде всего филологам, к коим, будучи доцентом Омского государственного университета, М. Безденежных и относится. Научно-академические занятия словами очень часто вступают в противоречие с вдохновенным трудом в Слове поэзии. Две сферы, казалось бы, близкие друг другу, но именно поэтому трудно совместимые в уме и сердце одного и того же человека. Одна сопряжена с анализом, со своего рода «вивисекцией» речи, другая стихия «первородного хаоса», хотя и стремящаяся к синтезу в горниле духа... Впрочем, достаточно распространенная беда «филологических» поэтов — наукообразие стиля и лексики — М. Безденежных не постигла. Более того, осознанно или поэтесса, она дает имя тому художественному пределу, в который она стремится которого далеко не всегда можно достичь.
Сердца
ее лирических героинь (замечу, вовсе не совпадающих с «я» автора) жаждут «Только слова не больше. Не меньше? Лишь бы что-нибудь было за ним...»
Вот и главный вопрос:
ч т о за словом, которое поэтесса ставит в строку?
...Тут-то подчас и выясняется, что слово это либо лишь очень приблизительно соответствует предложенному авторскому замыслу (не буквальным значением своим, а внутренней, потаенно-духовной семантикой, без раскрытия которой стихи поэзией не становятся, остаются пресловутым «текстом»), либо нам остается предположить, что и автору не ясно, какую миссию должно выполнять это олово, какую смысловую нагрузку нести. Повторяю, сие есть типичное «родимое пятно» пишущего стихи филолога: слова для него естественным образом становятся повседневным «рабочим материалом», «единицами», «морфемами» и т.д., человек более земного труда, ну, хотя бы и землекоп, природным даром к поэзии наделенный, как правило, и более свежо ощущает скрытые слои и корни значений слова, и более жадно докапывается до них.
Среди таких
«родимых пятен» и сугубая дневниковость стихового письма, и поверхностность в отборе иноязычных, особенно сакральных терминов: так, если понятно, почему возлюбленный лирической героини, жаждущий блаженства, смотрит на любовь как на Эдем, то при чем тут Аид, царство мертвых? Отсюда же и отчуждение от метафоричности, приводящее к плоскостной, почти арифметической логике строк: «Тепло мы тратим на самосожженье... Не лучше ли кого-нибудь согреть?..», или «Я прошу, не ищи глубины — Пусть я дольше останусь хорошей». Как говорится, томительно щемит в груди от подобной «энергии предложения».
Но, еще раз говорю: эти слабости и огрехи, по моему убеждению, действительно являются «болезнями роста», неизбежными даже у недюжинных даровании во все времена. (Вспомним хотя бы львицу с гривой на хребте» юного Лермонтова). Потому я и задержал внимание на не самых удачных сторонах творчества сибирской поэтессы-филологини, что они донельзя характерны для немалого ряда пишущих людей ее поколения,
пришедших в литературу
на рубеже 90-х годов. И особенно для людей, профессионально связанных с научно-гуманитарным поприщем.
Все выше цитировавшиеся мной стихотворные строки взяты из двух последних вышедших друг за другом поэтических сборников М. Безденежных «Выбор доминант» и из «Цель игры». Эти две небольшие книжечки, как бы «перетекают» одна в другую и являют собой по сути две части одной и той же книги. Конечно, во многом это объясняется лаконизмам автора, его умением оформить поэтическую мысль и чувство в коротком, до 16 строк стихотворении. Но, перефразируя известное фетовское определение, можно сказать так: многие миниатюры М. Безденежных поэм премногих тяжелей. Вот какою из них, например, завершается книжка «Цель игры»:

Взлет мой недавний, путь мой недальний,
Горькие мысли, светлые сны,
Зной,
увяданье, похолоданье -
Все уже было... Кроме весны.

Что ж, иным авторам и впрямь понадобились бы целые
страницы большого исповедального монолога, повествующего о подобных вехах судьбы, а тут всего лишь несколько строчек. Но в них поистине квинтэссенция жизненного пути, причем, вот что важно не только лишь личностно-авторского: многие и многие люди из поколения поэтессы могут идентифицировать себя с лирическим «я» этой миниатюры.
Причем как женщины, так и мужчины, да и к разным социальным слоям принадлежащие.
Горестная общность этого поколения: когда оно вошло (или начинало, или готовилось входить) в пору своего вешнего цветения, колесо отечественной истории крутанулось так, что множеству юных и молодых стало не до «буйства глаз и половодья чувств». В их судьбах произошло и происходит многое из того, что их старшим не могло и сниться (причем как в светлых снах, так и в черных), а вот настоящей весны, бурной и вольной не было...
Быть может, Марина Безденежных ж не предполагала
создать такое обобщение, лишь о своей судьбе говоря, но ведь у настоящего художника слова всегда так: боль окружающего мира и его личная боль неразделимы. В этих строках и во многих иных из двух ее новых книжек Глагол взял верх над словами, Поэт над филологом. Вот главное, что произошло в творчестве омской поэтессы за годы вхождения ее в литературу. И вот почему, наверное, стоило автору издавать «Выбор доминант» и «Цель игры» такими, какими они пришли к читателям.
...Надо признаться, поначалу я немало
удивился, прочитав две этих книжки. Принцип «оставаться собой», причем во всем, даже «с потрохами» всех недостатков воплощен здесь более чем сполна.
От неких пародий на понятие
«рифма», вроде «полные желтая» до настолько прозаизированно-«канцеляритских» оборотов, что никакая иронии не может, наседая их, уберечь сведущего читателя от известного пушкинского вопроса: что, как это проза, да и дурная? Однако чем глубже и серьезней я вчитывался в книжки М. Безденежных, тем больше все эти стилистическо-техническне минусы отступали на дальний план, уступая место ощущению, которое точно выражено в строчке самой Марины «Благодарность озябшую душу пронзила». Самостояние сильной женской души и заряженного добротой интеллекта все более ствольно пробивается сквозь словесный «шум»...
Ясное дело, тут вопрос не в том, как
писать стихи, а в том, как составлять книги. Марина Безденежных неробкая натура, она выбрала рисковый путь: показать читателям свою творческую судьбу не только во взлетах, но и в ухабах, и в рытвинах. И тут вспоминается чеканное откровение Брюсова: «Ты женщина, и этим ты права». Полагаю, что столь же квалифицированно-опытная, сколь и замечательная сама по себе омская поэтесса Татьяна Четверикова тоже почувствовала сию внутреннюю правоту в замысле своей младшей землячки, редактируя обе новые ее книги.
И напоследок выскажу еще одно свое суждение.

И я судьбу не ругаю,
Очаг берегу, уют...
Не боги горшки обжигают,
Как, впрочем, не боги бьют.

Пишет это Марина Безденежных в
«Выборе доминант».
Ну, кто
бьет горшки, вопрос тоже дискуссионный, а вот создаются они, лепятся и обжигаются гончарами, искусниками этого ремесла. И только ими. Выросший и живущий в краю, где, благодаря дивным глинам это искусство процветает, знаю, что к мастерству в лепке и обжиге приходит далеко не каждый даже из тех, кто наделен способностями к тому. Так и в поэзии... Две последние книги омской поэтессы убеждают меня в том, что она, по крайней мере, свершает непростое и нелегкое восхождение к умению превращать словесную глину в звонкий кубок стиха. Причем такого стиха, какой заставлял бы задумываться над темами и предметами, далеко выходящими за пределы поэтического искусства. Собственно над жизнью. А не в этом ли и состоит одна из самых важных задач поэзии...


Станислав ЗОЛОТЦЕВ
100-летие «Сибирских огней»