Единый ресурс русскоязычных журналов и альманахов
Литературный подкаст
Увеличить
Решаем вместе
Считаете, что объекты культурного наследия находятся в плохом состоянии?
Расскажите об этом
Пн. 14:00 – 17:00
Вы здесь
И райский свет, и воздух, и эфир...
Цикл стихов
Файл: 
06_nikonova_irsivie.zip (6.54 КБ)
06_nikonova_irsivie.zip (6.54 КБ)
Любовь НИКОНОВА
«И райский свет, и воздух, и эфир,
* * *
Ты забавляешься смятением моим.
Но мы равны. Я вижу сквозь мгновенья:
мы в облаке сияющем стоим
и чувствуем его прикосновенья.
И райский свет, и воздух, и эфир,
и текстов Неба ангельские
строчки
оберегают наш с тобою мир
подобием овальной оболочки.
Ничто случайное не проскользнет сюда,
не затемнит лучей на небосклоне.
И здесь прильнут друг к другу навсегда
два сердца в драгоценном медальоне.
* * *
Защищаясь прозрачным молчанием,
пропитаю себя тишиной.
Не коснусь я запретным мечтанием
уст, вчера говоривших со мной.
И душа, изнемогшая, в ссадинах,
исцелится в святой тишине.
Новый мир в золотых виноградинах
постепенно откроется мне.
Я и раньше, в минуты отдельные,
иногда проникала сюда.
А теперь благодать беспредельная —
моего обитанья среда.
Я дышу сверхъестественной свежестью.
Но бывает: со вспышками грез
прежний эрос болезненной
нежностью
прожигает мне сердце до слез...
* * *
Одна река несет к другой
Свои томящиеся воды:
«Прими меня! Хотя б слугой
Тебе я буду в эти годы.
Мое призванье — насыщать,
Подпитывать тебя собою,
А если надо — защищать,
держа ответ перед судьбою...
Но я прошу: не отвергай
Моих струящихся улыбок
И серебристых нежных стай
Моих слезинок или рыбок...
И не иссяк еще исток.
И длится жертвоприношенье.
К тебе! К тебе! Ты — мой итог
И смысла жизни разрешенье...»
Знакомы этих чувств витки...
И с грустью наблюдает око
Блистанье царственной реки
И страстный бег ее притока...
* * *
Не споря с высшей силой притяженья,
я уходила в майские сады.
Вся жизнь была похожа на движенье
свободной или связанной воды.
Сирень с ее глубинным ароматом
переполняла сердце до краев.
И пел и плакал каждый светлый
атом
слоев души, непознанных слоев...
Мне нравились касания жасмина.
Но для чего такой эксперимент:
зачем мне нужен в пестрой чаще мира
один редкоземельный элемент?
То боль, то радость в сердце возрастала.
Цвела сирень. И сыпались с ветвей
ее крестообразные кристаллы —
в напоминанье о судьбе моей.
* * *
Давай уедем. Я хочу с тобой
в полынном русском мире затеряться
и в лунный летний вечер голубой
узнать, что мы не будем расставаться.
Мне снилось это столько долгих лет,
так неотступно и настолько ясно,
что ничего другого в сердце нет,
а то, что есть, — немыслимо прекрасно.
Опять сияет полная луна
и заставляет сердце чаще биться.
И в лунном свете жизнь с тобой видна.
Она сбылась. И не могла не сбыться.
* * *
Мы пройдем через эти галактики...
Эти звездочки мы обойдем
не путем аскетической практики,
а любовного счастья путем.
Как горят над землею фонарики,
как сверкают вблизи и вдали...
Горячо в этом небе, как в Африке,
дышит небо блаженством земли...
Мир скреплен светозарными узами.
Мы везде и повсюду — вдвоем...
Неужель это только иллюзия?
Лишь горение в сердце моем?
* * *
Брожу ли я вдоль улиц шумных,
Вхожу ли в многолюдный храм...
А. Пушкин
Брожу и я вдоль улиц шумных
и захожу нередко в храм —
и вижу отблеск бурь безумных,
и слышу отголоски драм...
Страстей людских читаю повесть.
Обуглены ее слова.
За ними чудом чья-то совесть
еще цела, еще жива...
И, вещим сердцем правду чуя,
бываю я потрясена
простым обрядом поцелуя
пред Чашей Божьего вина.
О, невозможные проекты!
Приливы счастья и тоски,
высвобожденные аффекты,
взорвавшиеся тупики...
Горячим воском пол закапан.
И Пушкин в странной красоте
неузнаваемо заплакан
и близок к огненной черте...
* * *
Мы ничего здесь не изменим,
быть может, даже не поймем.
Повиты судьбы странным хмелем
или охвачены огнем...
Мерцают символы и знаки...
Начало их — в мирах иных:
следы читаются во мраке
причин каких-то неземных.
Все недоступно, неизвестно.
Что угасает? Что цветет?
Кто улыбается прелестно
средь обступающих невзгод?
Но вдруг исчезнут все преграды...
И сердце скажет в свете дня:
«Господь и Бог мой. Солнце Правды,
понятней всех Ты для меня».
* * *
В системе кризисных неравенств,
несовместимых величин
я Вам решительно не нравлюсь,
Не нравлюсь Вам не без причин.
Похожи встречи на подарки.
Но что претит Вам с давних пор? —
Быть может, скрытый дух бунтарки
Иль схимницы смиренный взор?
Летят кометы и болиды,
и ловят пепел их и пыль
общественные пирамиды,
по грудь ушедшие в ковыль.
Все завтра зарастет бурьяном.
Но вам и мне еще дано
духовное с материальным
принять, как целое одно.
Утихнут наши несогласья.
И ровно зашумит в крови
прилив неслыханного счастья,
желанной, сбывшейся любви.
* * *
Она опустились пред ним
на колена, тут же на улице...
Ф. М. Достоевский
Сколько скрытый огонь ни таи,
он проявится сложно и нежно.
Я согласна на все выраженья любви,
если это уже неизбежно.
Чуть охвачены жаром уста.
В сердце плещется светлое море.
Ах, какая стоит теплота
в золотистом сияющем взоре!
Путь к признанью расчищен уже,
отступили ненужные тени.
И подсказка мелькает в душе:
«Опустись, опустись на колени...»
* * *
Пусть ветер приносит все чаше и чаще
прекрасные песни из солнечной чащи —
я верю: то взоры сияют твои
избыточным светом чистейшей любви.
Пусть ветер приносит прекрасные вести…
Все сделано так, чтобы были мы вместе.
А кто это сделал, зачем и когда,
не знает ни ветер, ни лес, ни вода.
И только душе догадаться несложно,
кто к этой любви ее вел осторожно,
кто выслал навстречу светящейся ей
такую же душу, но только светлей...
* * *
Вот мир. Вот жизнь обычного созданья:
ты вечно на пределе, на краю...
Волна блаженства и волна страданья
по очереди входят в жизнь твою.
Но в редкий миг (быть может, в кои веки)
откатится шумящая волна —
и Божья мысль о грешном человеке
вдруг станет ослепительно видна...
Она — светла. В ней нет ожесточенья...
Но тут же вновь сомкнутся над тобой
волна блаженства и волна мученья —
и все заполнят новою борьбой.
* * *
Твой голос сердце разбудил.
Я ощутила напряженье,
высвобожденье высших сил,
пришедших в бурное движенье.
Но что ты знаешь про меня?
Как можешь ты влиять открыто
на взрыв душевного огня,
на яркий блеск метеорита?
«Что в имени тебе моем?»
Что — в чувственно-духовном сгустке,
сгоревшем некогда живьем
Вблизи Подкаменной Тунгуски?
На Курской дуге
Средь огня, среди грома растущего —
далеко до святой тишины.
И сокрыто в тумане грядущего
все, что сбудется после войны.
Этот бой еще долго не кончится.
Долго сердце врагу не простит...
А душа, огневая пророчица,
как голубка, над схваткой летит.
Над полями смертельными минными,
над окопами в черной крови
существо с опаленными крыльями
замирает в тоске по любви.
Зависая в полете, не мудрствует —
правду скорби и слез говорит.
Над пшеницей дымящейся русскою,
как живая бумага, горит.
И вещает сквозь пламя военное:
«Вижу время: начала, концы.
За страдание ваше бесценное
Сам Господь вам готовит венцы».
