Из Бреста — до Баранович: адреса русской литературы в Белоруси

и для Ярослава Смелякова, которого с Беларусью соединяют родственные узы, Белая Вежа — тот духовный стержень, что соединяет времена и пространства.

Беловежская пуща, Белая Вежа — притягательные символы в поэтических изысканиях Николая Добронравова, Андрея Вознесенского, других русских поэтов.
Но география художественного слова зовет нас в дорогу. Мы возвращаемся к пути, который соединяет Брест с Москвой. Адреса, где будем останавливаться, укажут нам уже известные и не очень произведения русской литературы, поэтические и прозаические искания писателей народов России.
Из Бреста доезжаем до Кобрина. Осенью 1813 года здесь служил Александр Грибоедов. С городом, окрестностями связана судьба русского прозаика Константина Георгиевича Паустовского (1892—1968). Он находился в городе во время Первой мировой войны в составе санитарного отряда. Паустовский и Беларусь — тема многоплановая и достаточно непростая. Фактически здесь, в Беларуси, среди раскатов артиллерийской канонады, бесконечной пулеметной, оружейной пальбы, среди крови и мытарств, вырастал, формировался огромный писательский талант Паустовского. И об этом хотелось бы поговорить несколько подробнее. В «Повести о жизни», во второй ее части — «Беспокойная юность» — один из разделов носит название «Местечко Кобрин». «Из Бреста мы вышли в местечко Кобрин, — так начинается повествование. — С нами ехал на своем помятом и исцарапанном форде пан Гронский. Брест горел. Взрывали крепостные форты. Небо вздымалось позади нас розовым дымом…» И далее: «К вечеру мы вошли в местечко Кобрин. Земля, черная, как каменный уголь, была размешана в жижу отступающей армией. Косые дома с нахлобученными гнилыми крышами уходили в грязь по самые пороги.
Ржали в темноте лошади, мутно светили фонари, лязгали расшатанные колеса, и дождь стекал с крыш шумными ручьями.
В Кобрине мы видели, как увозили из местечка еврейского святого, так называемого “цадика”.
Гронский рассказал нам, что в Западном крае и Польше есть несколько таких цадиков. Живут они всегда по маленьким местечкам…»
В Кобрине санитары остановились в синагоге. По улице проходили походные кухни. Голодная толпа беженцев рвалась к котлам с пищей. Обезумевшие, голодные люди со стеклянными глазами затоптали, подмяли мальчика, которого опекали и хотели накормить санитары. «Мы со Сполохом кинулись к мальчику, но толпа отшвырнула нас. Я не мог кричать. Спазма сжала мне горло. Я выхватил револьвер и разрядил его в воздух. Толпа раздалась. Мальчик лежал в грязи. Слеза еще стекала с его мертвой бледной щеки…»
Следы санитара и писателя К. Паустовского — и в других местах Беларуси. Путешествовать маршрутом автора «Золотой розы» можно с его «Повестью о жизни» как с литературно-туристическим путеводителем. Есть и такие «белорусские страницы»: «В Барановичах я отряда не застал. Он уже ушел дальше, на Несвиж. Мне не хотелось даже на короткое время возвращаться в госпиталь. Трудно было встречаться с людьми. Я переночевал под городом в путевой железнодорожной будке по дороге на Минск, а утром выехал в Несвиж…» А в конце главы — и адрес: «Свой отряд я догнал в селе Замирье под Несвижем». Замирье — это Городея. Городской поселок и одноименная железнодорожная станция совсем недалеко от Несвижа. До Городеи от Несвижа — 19 км. Зная, что в городском поселке живет учитель, интересующийся краеведением, я несколько лет назад попытался разыскать Бориса Константиновича Скачко. Но, к сожалению, опоздал. Борис Скачко уже умер. Вдова исследователя местной истории Аграфена Александровна Скачко любезно согласилась показать архив мужа. Черновики, фрагменты краеведческого повествования о поселении, которое известно с XVI столетия. Перелистав сотни страниц, находим историю Городеи начала ХХ века. Автор рассказывает о жизни, быте своих земляков. Какой была Городея во времена Паустовского? Еще в 1914 году по местечку в праздники маршировал духовой оркестр. На все местечко —5 питейных домов, 17 торговых лавок.
Среди других листочков из архива краеведа вместе с Аграфеной Александровной находим страничку с заголовком «История становления медицины в Городее»: «В годы войны и революции помощь населению оказывали военные медики. В 1914—1917 годы в Городее находился большой военный госпиталь, лечивший солдат Западного фронта». Значит, все верно — в нем и служил санитаром Паустовский.
Интересны наблюдения писателя, которые приводятся в «Повести о жизни»: «Белоруссия выглядела так, как выглядел бы старинный пейзаж, повешенный в замызганном буфете прифронтовой станции. Следы прошлого были еще видны повсюду, но это была только оболочка, из которой выветрилось содержимое.
Я видел замки польских магнатов — особенно богат был замок князя Радзивилла в Несвиже — фольварки, еврейские местечки с их живописной теснотой и запущенностью, старые синагоги, готические костелы, похожие здесь, среди чахлых болот, на заезжих иностранцев. Видел полосатые верстовые столбы, оставшиеся от николаевских времен.
Но уже не было ни прежних магнатов, ни пышной и бесшабашной их жизни, ни покорных им “холопов”, ни доморощенных раввинов-философов, ни грозных Судных Дней в синагогах, ни истлевших польских знамен времен первого “повстания” в костельных алтарях. Правда, старые евреи в Несвиже могли еще рассказать о потехах Радзивилла, о тысячах “холопов”, стоявших с факелами вдоль дороги от самой русской границы до Несвижа, когда Радзивилл встречал свою любовницу авантюристку Кингстон, о многошумных охотах, пирах, самодурстве и шляхетском чванстве, глуповатой спеси, считавшейся в те времена паспортом на вельможное “панство”. Но рассказывали они об этом уже с чужих слов…»
В одной из поездок санитар Паустовский попал под обстрел. Был сильно ранен в ногу. Выпал из седла. Лошадь, к счастью, вытащила ухватившегося за стремя раненого поближе к своим. Константин успел зажечь фонарик. Затем потерял сознание. По свету фонарика его и нашли солдаты-телефонисты. Месяц Паустовский пролежал в госпитале в Несвиже. Там и узнал — случайно, из старой газеты, — что на фронте погибли два его брата: «Убит на Галицийском фронте поручик саперного батальона Борис Георгиевич Паустовский». «Убит в бою на Рижском направлении прапорщик Навагинского пехотного полка Вадим Георгиевич Паустовский».
Константина отпустили в Москву, к матери. Из Несвижа он уезжал через Замирье. В Белоруссию потом вернулся — только чтобы уволиться. Причиной стало его прежнее письмо из Городеи-Замирья. На западный фронт приезжал император. Как писал Паустовский: «Он “посетил” и Замирье. Ко времени его приезда было приказано привести село в порядок. Это выразилось в том, что из лесу привезли много елок и замаскировали ими самые дрянные халупы». Письмо, где санитар рассказывал штатскому приятелю о визите императора, попало в военную цензуру. Больше Паустовского, предупредив, что он отделался легким испугом, на фронт не пустили.
А Замирье-Городея, Несвиж, минские и гродненские проселки остались в судьбе и памяти Константина Паустовского на всю жизнь. И «всплыли», как адреса художественного и жизненного опыта, только через тридцать лет, когда писатель начал работу над «Повестью о жизни».
…Уже через многие годы после смерти писателя было опубликовано стихотворение, написанное в сентябре 1915 года в местечке Снов — это совсем рядом от Замирья: