Вы здесь

Николай Шемаров. Верность традиции

Шемаров Николай Михайлович (19272008)заслуженный художник Российской Федерации (1998), почетный работник культуры Кузбасса (2007). В довоенные годы занимался у художника-педагога В. М. Петровского (1935—1941), во время войны — у Л. Л. Гипштейн (ленинградской художницы, эвакуированной в Кемерово). Учился в Ленинградском высшем художественно-промышленном училище им. В. И. Мухиной (1947—1949, не окончил), Пензенском художественном училище им. К. А. Савицкого (1953—1956). Участник выставок с 1946 г. Член Союза художников СССР (1968). В 1960-е — 1990-е гг. стажировался в Доме творчества «Академическая дача им. И. Е. Репина». Председатель правления Кемеровского областного отделения Союза художников СССР (1969—1971, 1973—1975).

 

Пейзажистов в Кузбассе подавляющее большинство, так было и есть. К этому жанру, самому распространенному в искусстве края, обращались и обращаются, так или иначе, художники всех поколений.

Особую роль в освоении пейзажа сыграли мастера старшего поколения, выступившие в послевоенные годы (вторая половина 1940-х — начало 1950-х). Заложив основы развития (темы, направления, стили), они представили жанр в широком контексте, содержательном и формальном. Каждый из них, следуя творческому «я», демонстрировал собственную интерпретацию — цельно, весомо, ярко.

Мастером лирического пейзажа стал Николай Михайлович Шемаров. Этому направлению он оставался верен на всем протяжении своего творческого пути, а это более полувека.

Истоки его призвания уходят в 1930-е гг. Тогда состоялась встреча с первым учителем — Виктором Михайловичем Петровским: выпускник Вхутемаса, в ту пору едва ли не единственный в городе Кемерово дипломированный художник, он преподавал рисование в общеобразовательной школе, где учился Шемаров. Впоследствии Николай Михайлович вспоминал, что нередко приходил к учителю даже домой и с любопытством рассматривал написанные тем небольшие пейзажи. Так открывался мир искусства, неведомый до встречи с учителем. Отдавая ему должное, Николай Михайлович говорил: «Кто знает, как сложилась бы жизнь, не встреться на пути Виктор Михайлович…»

Желание стать художником окрепло после войны. В 1947 г. Шемаров уехал в Ленинград — поступать в художественное училище им. В. А. Серова, а поступил в Высшее художественно-промышленное училище им. В. И. Мухиной — там предоставляли общежитие и платили стипендию. Окончить училище ему не удалось: через два года, по состоянию здоровья, вернулся домой. Однако годы, проведенные в Северной столице, не прошли бесследно: он посещал Русский музей, изучал шедевры отечественного искусства, навсегда полюбил великих художников — Валентина Серова, Константина Коровина и особенно Исаака Левитана.

Потом было Пензенское художественное училище, выбранное Шемаровым не случайно. Ведь именно там преподавал известный русский художник Иван Силыч Горюшкин-Сорокопудов. Но учиться у него не пришлось — к тому времени тот уже не работал (почтенный возраст), а другого такого мастера, увы, не оказалось. И все-таки, несмотря на глубокое разочарование, в училище состоялся творческий дебют Шемарова: в 1956 г. пейзажи его экспонировались на областной художественной выставке в Пензе. О них писала даже местная пресса: «Хочется особо выделить этюды Шемарова “На Салаирском руднике”, “Цинковый рудник” и другие. Автор их проявил несомненные живописные качества, настоящий художественный вкус»1.

По возвращении в Кемерово Шемарову вновь сопутствовала удача. В его жизни появился мудрый наставник — Николай Иванович Бачинин, талантливый живописец и пейзажист, тонкий лирик и яркая личность, чудак и бессребреник. Встреча с ним дорого стоит, а тем более — дружба, длившаяся почти полвека. На этюдах тот показывал мастер-класс, полностью открываясь молодому коллеге, бескорыстно делясь секретами творчества. Учил словом и делом, как оказалось — успешно.

Однако настоящей школой, по глубокому убеждению Николая Михайловича, стала «Академическая дача им. И. Е. Репина» (Дом творчества в Тверской области, недалеко от Вышнего Волочка). В советские годы туда съезжались художники со всех уголков страны, «преимущественно те из них, кто вслед за Аркадием Пластовым продолжал пленэрную традицию. Среди них есть громкие имена. Еще громче имена тех, кто был их предшественниками: Левитан, Нестеров, Репин, Рерих…»2. Для провинциальных художников, особенно из отдаленных регионов, таких как Кузбасс — индустриальный край, не имевший глубоких традиций профессиональной культуры, эти намоленные места были поистине «землей обетованной».

«Я воспитан на “Академической даче”», — с гордостью повторял Николай Михайлович. То была сущая правда. Туда он приезжал ежегодно в течение четверти века, начиная с 1965 г., и считал то время самым счастливым. Ему довелось работать бок о бок с известными мастерами, подолгу общаться с ними, порой доверительно. Среди наиболее близких — Владимир Токарев, Вячеслав Загонек, Виктор Рейхет, Борис Угаров… Такое окружение трудно переоценить: оно стимулировало творческое развитие и питало духовно, открывало новые перспективы и вселяло уверенность. В 1968-м, рассказывал художник, его этюды высоко оценил сам «дядя Жора» — Георгий Григорьевич Нисский, классик советского искусства, выдающийся пейзажист, новатор. Один из этюдов, особенно приглянувшийся, мэтр попросил подарить, и автор, польщенный его вниманием, незамедлительно согласился.

С именем Георгия Нисского связана и другая история — история пейзажа «Русская зима» (1970), написанного на «Академической даче». Там, на очередном просмотре, мастер заметил относительно шемаровских работ, что этюды прекрасны, но пора двигаться дальше — к картинам.

Совет наставника Шемаров воспринял как руководство к действию, хотя и испытывал робость, сомнения в собственных силах. «Когда решился, — весело вспоминал Николай Михайлович, — подбадривал себя, мысленно задаваясь вопросом “тварь ли я дрожащая?”». Потом подготовил холст больше обычного и на пленэре, в один сеанс, написал картину-пейзаж. Сеанс продолжался несколько часов, непрерывно — мерзли руки, стыли краски, но стойкость окупилась удачей. С тех пор «Русская зима» обрела для автора особое значение: напоминала о смелом поступке, преодолении самого себя, а еще — о Георгии Нисском, давшем путевку в жизнь.

Пейзаж стал единственным жанром для художника-однолюба и получил в его творчестве широкое освоение: индустриальный Кузбасс, древняя архитектура русских городов, величественные панорамы Полярного Урала и Горного Алтая, даже исторический пейзаж.

Шемаров считал, что пейзажисты, призванные отражать окружающий мир, должны путешествовать неустанно. Поэтому и сам где только не был: Алтай и Горная Шория, Байкал и Полярный Урал, Карелия и Соловецкие острова, Крым, а также Новгород, Псков, Архангельск, Торжок, Изборск... Не доехал лишь до Северного Ледовитого океана, о чем сожалел как о заветной и не сбывшейся мечте. Помнится, это признание не только удивило, но и шокировало: кто бы мог подумать, что в душе смиренного лирика — героическая романтика!

Истинным призванием Николая Михайловича стали камерные пейзажи, тишайшие и лиричные, самые органичные ему, деликатному, обаятельному, склонному к уединению, погружению в себя. Бывало, он и сам признавался в этом: «Я человек минорный».

В пейзажах Шемарова преобладали природные мотивы, передающие переходные состояния, чаще осенне-зимние, полуденные или сумеречные. Об этом свидетельствуют названия работ: «Ранний снег» (1972), «В конце зимы» (1974), «Оттепель» (1975), «Зимние сумерки» (1976), «Прощальная пора» (1976), «Снег выпал. Пасека» (1978), «Листопад» (1978). Нередко встречались мотивы с деревянными избами, небольшими, приземистыми, словно вросшими в окружающий ландшафт. И всякий раз это уютные уголки, милые сердцу художника: тонкие деревца и речные излучины, темные воды и первый снег, широкие поля и проталины, убегающие тропинки и одинокие стожки… Особенно полюбились стожки, ставшие «личным» мотивом, по которому авторство узнавалось мгновенно.

Не трудно заметить, что шемаровские пейзажи по-российски скромны и душевны. Думается, такие места полюбились художнику на «Академической даче» и подобные им, движимый ностальгией, он искал на сибирской земле.

Влечение к русской культуре, прямо-таки лелеемое Шемаровым, сказалось и на поэтической интонации, неизменно лиричной, мягкой, проникновенной. Хотя пейзажи его безлюдны (безмолвны), они эмоциональны, пронизаны настроением легкой грусти, уединенного созерцания. В них всегда ощутимо присутствие автора, наделявшего образы собственным мирочувствованием.

Смотришь на пейзажи художника и безоговорочно веришь его признанию: «Я ищу душу природы». Думается, в этом секрет творческого успеха: пейзажи Николая Шемарова имели самый широкий зрительский отклик, охотно приобретались не только музеями3 — частными лицами, «для себя». Их часто дарили, понимая, что именно они придутся по вкусу. Один из них — «Предзимье» (1988) — был преподнесен губернатором Кемеровской области А. Г. Тулеевым Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II.

Пленэризм, выбранный творческим методом, всецело определил авторский стиль художника. Пейзажи, написанные с натуры и завершенные в мастерской, имели средний формат (до метра или чуть более) и часто не поддавались точной классификации: большой этюд или малая картина.

Особенностью являлась их композиция, незамысловатая на первый взгляд. Свободная и естественная, она возникала непосредственно от увиденного мотива и при этом отличалась своей завершенностью — была настолько продумана, лаконична, что, казалось, изменить ничего нельзя. Как правило, это череда пространственных планов (суши, воды, леса, небес), вытянутых повдоль и уходящих вглубь. Соотношения между ними (величинные, тональные, цветовые), неповторимые всякий раз, создавали внутреннюю структуру, открытую и одновременно статичную, уравновешенную, согласную камерным образам.

Выдающейся особенностью шемаровских пейзажей стала их живописность. Они выразительны богатством колорита, сложного, подчеркнуто сдержанного, основанного на приглушенных гармониях цвета, тонких градациях полутонов и мягких касаниях, стирающих грань переходов, очертания пластических форм. Автор отмечал: «Бог наградил меня способностью различать оттенки».

Выразительно также письмо, которое, плотно покрывая поверхность холста, образует красочную фактуру — пастозную, сочную, рельефную («шубу»). При этом техника исполнения старательна и добротна (не экспрессивна), мазок к мазку, уложенные ритмично, даже аккуратно, по месту и направлению.

Таков классический стиль Николая Шемарова, отличавшийся стабильностью, постоянством. Таким стиль оставался на протяжении трех десятилетий (1960-е — 1980-е), почти не меняясь. Развивался не вширь, а вглубь, прибавляя в качестве, варьируясь в нюансах, оттачиваясь.

Предпочтения мастера, определившие характер его искусства, вполне очевидны: национальные традиции лирического пейзажа, прежде всего творчество Левитана и пленэрная живопись «Союза русских художников»4. Свято почитая эти традиции, он следовал им неотступно, с благоговением, как послушник. Совершенствуя мастерство усердно и неустанно, поверял себя высокими образцами, стараясь приблизиться к ним, и, надо сказать, преуспел немало.

В коллективе художников Кузбасса ему, мастеру лирического пейзажа, не было равных — ни тогда, ни сейчас. Это кажется странным на первый взгляд, ведь лирический пейзаж — одно из самых распространенных направлений в изобразительном искусстве. Однако в провинции все иначе: тут художники малочисленны, даже пейзажисты, которых среди прочих других всегда большинство. Поэтому каждый из них, следуя своей линии творчества, является уникальным.

Глубокие сдвиги в творчестве Николая Шемарова произошли в конце 1990-х — 2000-е гг. Сначала менялась поэтика, в которой стали преобладать романтические интонации, и пейзажи, сохраняя былые мотивы, становились более эффектными, динамичными, звучными («Август. Вечер», 1999; «Зимний вечер», 2001). Потом возобладала другая тематика — Горный Алтай — и образы, интерпретированные по-иному, в духе традиции Николая Рериха, обрели некую ирреальность: высокие небеса и вершины причудливых гор, абсолютный покой и подобный свечению свет, торжественный ритм и холодная фосфоресцирующая цветопись («Белуха при закате», 2005; «Алтай. Черный ледник», 2005).

Как видно, приоритеты художника в корне переменились — во всем, начиная с метода: не отражение видимого, но преображение его согласно исходному замыслу (а не натурному мотиву). Ушли непосредственность и пленэризм — возобладала тенденция к декоративности: усилились контраст, интенсивность цвета, обобщенность пластических форм, тяготевших к силуэту (не к объему). Неизменной осталась лишь верность жанру.

Отклонение от привычного курса, весьма неожиданное для зрелого мастера, имело свои основания. Это случилось тогда, когда минуло семьдесят и, теряя силы, он уже не работал с натуры — писал в мастерской, по воспоминаниям или давним этюдам, которых было не счесть. Писал не только по памяти — отвлеченно, поддаваясь воображению, сгущая краски, утрируя формы.

К тому же тогда, под влиянием демократических перемен, отечественное искусство получило свободу развития, и многие художники, испытав небывалое воодушевление, отступали от классических норм, решались на смелые эксперименты, формальные поиски. Даже Шемаров, художник исключительной цельности и стойких убеждений. Помнится, он признавался: «В последнее время я стал хамить в живописи. Попробовал быть дерзким, несдержанным, крикливым…»

Казалось, у него позади долгий творческий путь и пора подводить итоги, а тут… только все начиналось. Однако новый опыт укорениться не успел. Его развитие, длившееся меньше десятилетия и протекавшее медленно, в сомнениях, оборвалось на стадии поиска: 25 февраля 2008 г. Николай Михайлович Шемаров умер.

* * *

Последние годы Николая Михайловича протекали в трудах и заботах, как обычно, несмотря на возраст. Каждое утро он ходил в мастерскую и работал весь день — готовился к предстоящей выставке, посвященной восьмидесятилетию. Готовился истово и основательно, как никогда прежде, отчетливо понимая, что это выставка-прощание.

Персональными выставками, так повелось, художник отмечал свои юбилеи, начиная с 1977 г., когда исполнилось пятьдесят. Каждая из них отличалась широким форматом, включала много новых работ и всякий раз, по его настоянию, проходила в Кемеровском областном музее изобразительных искусств. Правда, были и другие выставки, более камерные, на малых площадках. Всего за плечами мастера — сорок персональных выставок!

Что тут скажешь, старая гвардия! Первое поколение художников Кузбасса, к которому Шемаров принадлежал, составляли участники Великой Отечественной войны. Война закалила характер, научила ценить жизнь, работать всерьез и на совесть, с полной самоотдачей. Довольствуясь малым, эти художники посвятили себя искусству и оставили богатое творческое наследие, их имена вошли в историю культуры нашего края и именно с ними связаны самые значительные ее страницы.

Тот юбилей по случаю восьмидесятилетия Николай Михайлович провел достойно. Подготовил и торжественно открыл большую персональную выставку, издал альбом-каталог и дарил его не скупясь, накрыл стол для родных и друзей, сказал всем и каждому доброе слово. Успел сделать все, что хотел успеть.

 

 

1 Ильинский М. Областная художественная выставка // Пензенская правда. — 1956. — 5 ноября.

 

2 Николай Михайлович Шемаров: каталог юбилейной выставки, посвященной 70-летию художника / вступ. ст. П. Д. Муратова. — Кемерово: ФОП «Граф», 1997. — С. 7.

 

3 Произведения Н. М. Шемарова находятся в собраниях девятнадцати музеев страны, в том числе в Государственном музейном объединении «Художественная культура Русского Севера» (Архангельск), Государственном художественном музее Алтайского края (Барнаул), Екатеринбургском музее изобразительных искусств, Кемеровском областном краеведческом музее, Кемеровском областном музее изобразительных искусств, Керченском государственном историко-культурном заповеднике, Красноярском краевом художественном музее им. В. И. Сурикова, Новокузнецком художественном музее, Новосибирском государственном художественном музее, Омском областном музее изобразительных искусств им. М. А. Врубеля, Пензенской областной картинной галерее им. К. А. Савицкого, Томском областном художественном музее.

 

4 «Союз русских художников» (1903—1932) — творческое объединение, характеризующееся демократической направленностью, интересом к русской природе и народной жизни, соединением реалистических традиций передвижников и опыта импрессионизма в передаче воздуха и света.

 

100-летие «Сибирских огней»