Вы здесь

О лишних птицах

Стихи
Файл: Иконка пакета 08_vasiltsov_olp.zip (13.7 КБ)

* * *

Давно смотрю на мир обочинный,

Сам черного частица люда.

Домишко, жизнью скособоченный,

Еще надеется на чудо.

 

Здесь тесно было б и Хаврошечке,

Здесь ясельки — и те б мешали.

Но бережный прозор в окошечке

Не ангелы же надышали.

 

А говорить ли о несбыточной

Надёже сыновей и дочек,

О том, что где-нибудь за Вычегдой

Такой же точно есть конечек?

 

Всех если вспоминать по отчествам,

Запнешься ли на миллионном?

Живот иль смерть найдешь по оттискам

На дне бутылочки бездонном?

 

И вдруг почуешь, как юродивый,

Увидишь вдруг, слепой как будто:

Другую землю звал ты родиной,

Другую ночь, другое утро.

 

Не убывай, полоска узкая,

Не покидай края и крыши.

Ты за холмом, земля о русская!

Да только холмик-то все выше…

 

Давно смотрю…

И нет прозрения.

Но верую, что время придет.

Периферическое зрение

Звезду Рождественскую свидит.

 

Зияют вопрошанья главные —

О жизни адской, смерти райской.

Сияют лавки православные

Иллюминацией китайской.

 

 

Маленький триптих о зимних птицах

 

1.

Изба ухожами ухожена,

Дымком льняным покрылена.

Скрипит калитка перехожая,

Ведет в иные времена.

 

Прядет зарю неряха, пряха ли

На небе склонном, нитяном.

Глаза отокали, отплакали,

Вернулись — за веретеном.

 

Тепла холстина, дома тканная,

А все ж по сердцу — холодок.

Пичуга, из-за моря званная,

Нахохлила свой хохолок.

 

2.

Знаешь, крапива бывает двудомной —

Жгучка, стрекава, огонь-голова…

Всякий домашний, он чем-то бездомный,

Сам домовой — без кола, без двора.

Дом-то — и тот, хоть живой, хоть бетонный,

Легким открылком, бревенчатой тонной,

Весь для потомков-бездомков — дрова.

 

Не просмотри через черные смолы

Серую смолку подснежного дня.

Не упусти даже лучик соломы.

Видишь, снегирь? И жена снегиря.

Может, и правда они нам знакомы?

Может, недетная эта семья

Тем — подкрапивенским — птицам родня?

 

3.

Сквозь форточку зимние разговоры

Ведет с нашей памятью Брехт-воробей.

Мы слушаем море, мы слушаем горы,

А слышим одно: «Не убий, не убей!..»

 

В лотке, что напротив откроется вскоре,

Мамаша Кураж будет хлеб продавать.

Мы слышим одно, а видим другое.

«Горе мне, горе…

Мать моя, мать…»

 

 

Шуточное

Странно общаться с веком,

В котором навеки останешься.

Как будто бы с человеком,

С которым уже не расстанешься.

 

Он может быть очень милым,

До чеpтиков обходительным.

А может быть конвоиром

С выстрелом пpедупpедительным.

 

Он будет pиелтеpом, менеджером,

Мурлом, победившим апатию.

Он сможет прикинуться Cэлинджеpом,

Молчащим за всю нашу братию.

 

Однажды он вроде сиделки

В больничку тихонько устроится,

Чтоб наши закрыть гляделки,

Коль сами они не закроются.

 

Ты, главное, помни, родная,

С тобою мы вместе покуда,

Не тронет нас этот паскуда —

Рука ли его воровская,

Зима ли его вороная,

Полынь ли его городская,

Его полынья ледяная…

 

Но есть обстоятельство, кроме

Иных. И оно повесомей.

 

Весело встретиться с веком,

С которым уже не расстанешься.

Ведь станет он человеком,

Коль ты человеком останешься.

И ты человеком останешься.

И ты человеком останешься…

 

 

* * *

Декабрь. По-иному — родина.

Пора отпусков печальных,

Гудков, стекленеющих в небе,

Серебряных поясов.

И воробьев бездомных

С вечной заботой о хлебе,

И женщины, пожалевшей

Упущенных в снег часов.

 

Никто не изменит вокзалов

И странников не остановит.

Ничто не заменит котомок,

Таящих о поле рассказ.

Пора выходить наружу,

Желанный близится поезд,

Который — движение, поиск

Родных на мгновенье глаз.

 

Когда-нибудь древнее слово

Сумеет представиться светом,

Махнет из-за тучи крылами,

Растает, как сокол Финист.

Состав остановлен на время,

На вымышленное лето,

Где мята, рожденная вьюгой,

Метелями слепленный лист.

 

Звучат, звучат объявленья

Путей, дорог, расстояний.

Для многих — как приговоры,

Для избранных — как мечты.

Люди встают, уходят,

Их темные ждут платформы,

А на скамьях остаются

Невидимые цветы.

 

Почерк мороза на стеклах

Сухой, угловатый, горький.

Замерзшее сердце птицы

Молчит не только во мне.

По лестнице — в сказку сугроба,

По шпалам — в страну сенокоса,

По трепетной тропке — к озеру,

По лунной дорожке — к луне.

 

 

* * *

О лишних людях школяры твердят

С ухмылкой понимания на лицах:

Эпоха, время, прогрессивный взгляд…

А я хочу сказать о лишних птицах.

Пора пришла задуматься о тех,

Кто не знавал иных, чем эти, сводов.

О жителях ржавеющих застрех,

Наследниках заброшенных заводов.

Какой там взлет, какой там горизонт?!

Да если б из холстинки — покрывало!..

Рожденье, школа, ФЗУ и фронт.

Хоть очередность и другой бывала.

Послушны зову низкого гудка,

Они ведь тоже высоты хотели.

Парили — не стояли у станка,

Работали — как будто бы летели.

И жизнь брала свой вывод под крыло,

И, посулив небесные дорожки,

Швыряла им свинцовое пшено,

И приучала их к железной крошке.

До сей поры испарину теплиц

Нет-нет да и смахнет со лба «Копейка».

Неужто пламя адовых жар-птиц

Однажды снова выдохнет литейка?

Ну что же, соплеменничек, бывай.

Декабрьский день и краток, и неярок.

Про память, про золу не забывай,

Про крестики следов у кочегарок.

В отливе голубиного пера

Спецовочку узнай родного деда,

Что все земные позабыл дела,

Но не забыл токарного лишь дела.

Нет, в голубятнях жить им не пришлось

И между строк хозяйственных приказов.

Им и под крышей места не нашлось,

Когда-то бывшей небушком в алмазах.

Но знаю, что, цепляясь за карниз —

Земличка-то под коготком родная, —

Чернорабочий ангел смотрит вниз,

Мозолистые крылья поднимая.

 

 

* * *

В мире надлунном, в мире ночном,

В мире несолнечном

Из-под развалин, сутулясь, бочком

Вышел подсолнечник.

 

Вышел он — видом своим волновать

Сумеречь здешнюю.

Вышел, салага он, солоновать

В темень кромешную.

 

Видно, в не наших родился краях,

Серых и буденных.

В марсовых, видно, оставил полях

Братьев полуденных.

 

Иначь зачем он стоит на посту

Вместо солдатика?

Иначь зачем он крадется к мосту —

Вроде лунатика?

 

Так ли уж плохо, как все, было жить —

Просто растением?

Нет, ему светочем надобно быть,

Лунным сплетением!

 

Что ты, одумайся, ночь впереди

Грозная, главная.

Выжмет она из тебя, погоди,

Масло фонарное.

 

Вытащит, вытянет мозг лучевой,

Вылущит темечко.

Вычернит черноточащей чумой

Дерзкое семечко.

 

Ты продержись дольше века, сынок,

Светом таинственным.

Ты одиночка, но не одинок

В мире единственном.

 

 

* * *

И мертвые спят, и живые

В пределах великой страны.

И пьют тополя молодые

Полынную горечь луны.

 

Иголочка громоотвода,

Скамья в ожиданье, крыльцо

И старенького огорода

Почти оспяное лицо.

 

Живем, как на вечном перроне:

Прощанья, отчаянье, злость…

Но вот в полусломанном доме

Как будто окошко зажглось.

 

И стало понятно, что лето,

Что ноги боятся росы,

Что в небе, дрожа от рассвета,

Хранят равновесье весы.

 

Без страха и без укора

Комар свою песню поет.

Живым просыпаться уж скоро,

А мертвым — еще не черед.

 

 

* * *

Стала чужее родная сторонушка

Не для меня, погляжу, одного.

Что ты, не бойся, ворона-воронушка,

Я не обижу крыла твоего!

 

Разве с тобой мы не жили под горкою,

Ближе соседов, роднее родни?

Горькую разве мы пили не горькую?

Были с тобой не одни мы — одни?

 

Я уже слышал твой голос непрошеный,

Не пожелаешь который врагу.

Я уже видел платочек неношеный —

Если не вспомню, забыть не смогу.

 

Помню, белье на веревке как хлопало,

Как собиралось исподнее в путь.

Помню, как небо ты осенью штопала,

Чтобы теплей оно стало на чуть.

 

В птичьих глазах поволока хрустальная.

А в человечьих — стекло да стекло.

Я не заметил, как время астральное

Через меня на восток потекло.

 

Мы короля не заметили голого,

Тлен золотой в наши души проник.

Мы позабыли, что есть еще олово —

Наш полуангел, полупроводник.

 

Ты проводи меня, птица мятежная,

В самые дальние наши края.

Серость твоя в мире самая нежная,

В небе — предснежная — серость твоя.

100-летие «Сибирских огней»