Вы здесь

Поэма о звездном небе

Александр РЕВИЧ
Александр РЕВИЧ


ПОЭМА О ЗВЁЗДНОМ НЕБЕ

...Хоры стройные светил
М. Лермонтов

Ни звёзд, ни гнёзд, ни лучика, ни свиста
ни полночью, ни среди бела дня,
луна всегда туманна, солнце мглисто,
и дым густеет, небо заслоня.
Мы всуе говорим о Зодиаке,
созвездий вспоминаем имена,
тогда как их магические знаки
над городами скрыла пелена.

А где-то и когда-то среди ночи,
в степи расположившись на привал,
под россыпью лучистых многоточий
лежал юнец и бездну наблюдал,
простёрся навзничь, за голову руки,
глаза — в светящуюся черноту,
и от светил, казалось, плыли звуки
и в музыку сплетались на лету.

Вокруг бродили овцы и ягнята,
щипали стебли, блеяли, а он
лежал в траве и всё глядел куда-то
и слушал тишину и странный звон,
и странный звон, и голоса, в которых
пока ни смысла не было, ни слов,
ни знанья звёзд, мерцающих в просторах,
и не был отрок ни к чему готов.

Он знал, что может лев напасть на стадо,
что никакого проку от собак,
но думалось о том, о чём не надо
ни знать, ни думать, надо просто так
лежать и видеть, как в небесной шири
плывут огни с восхода на закат,
что каждой ночью в том же самом мире
всё те же звёзды хороводят в лад,
плывут по небу огненные знаки
испытанным путем — не наугад.

В ту ночь земля тонула в синем мраке,
бродили овцы, лаяли собаки,
за ближними холмами лев рычал,
он явно не скрывал свою досаду
и все-таки не приближался к стаду,
казалось, кто-то зверю запрещал.
Светало, приносил рассвет прохладу,
потом всходило солнце, как всегда,
и с пастбища ночного шли стада,
шли по-бараньи — скорбно и понуро,
к высоким стенам шли, к воротам Ура,
где пастухи войдут в тенистый храм,
чтобы молиться каменным богам.
Так что ни день обряд свершался старый,
и юный пастырь, сын седого Фарры,
склонялся перед камнем всякий раз,
моля о безопасности отары,
когда овец ночами в поле пас.

И снова ночь ложится на округу,
и снова отрок, лёжа на спине,
глядит, как звёзды движутся по кругу,
всегда по кругу, и, как в полусне,
нисходят звуки, волны многозвучий,
мигают в такт светящимся хорам,
и слышит голос полночи певучий
сын Фарры, сын язычника Аврам.
Полночный свод и стебелёк убогий —
всё это общий необъятный храм.
И разве могут каменные боги
начало дать бесчисленным мирам?
Но не открыть отцу, седому Фарре,
свои сомненья, старец свято чтит
родных богов, предаст он сына каре,
и от нее никто не защитит,
и боги, на кого велят молиться,
чьи имена велят твердить подряд,
и вот возникли каменные лица,
недвижные черты, незрячий взгляд,
и отрок стал у них просить прощенья
за мысли непотребные свои,
и вновь узрел далёких звёзд свеченье,
и не сходили звёзды с колеи.
Но кто же тот создатель и водитель
всей бесконечности и всех миров?
Кто заселил вселенскую обитель
и смертным дал еду, питье и кров?

Москва. Век двадцать первый. Небо в тучах,
и луч с трудом их пелену пробил,
и не звучит хорал орбит певучих,
таинственная музыка светил.
Ещё не стал наш май весенним маем,
он дремлет, нашу будущность тая,
и до сих пор мы ничего не знаем
о потаённой сути бытия.

А между тем под звёздами в провале
веков несметных, глядя в небосвод,
лежит юнец и слышит звуки дали
и чувствует сквозь сон, как всё плывёт,
как всё плывет, раскручиваясь кругом:
и этот луг, и на лугу стада,
и сам в коловращении упругом
он стал частицей мира, как звезда,
он чувствует весь мир единым храмом,
он голосом далёким удивлён:
«Аврам, ты будешь зваться Авраамом,
отцом родов премногих и племён».
И всё умолкло — долы и высоты,
и звёзды немы, словно он оглох,
и в страхе шепчут губы: «Кто ты? Кто ты?»
И слышится издалека: «Твой Бог».

11 мая 2006 г.
100-летие «Сибирских огней»