Вы здесь

Рецепты волшебства

К 75-летию Государственного академического Сибирского русского народного хора. Очерк второй
Файл: Иконка пакета 10_podistova_rv.zip (29.34 КБ)

1

Многие века народная культура пронизывала всю жизнь человека от рождения до погребения. Песня была и утешением в горе, и подспорьем в труде, и забавой в часы отдыха, и лекарством, и мудрым наставлением, и способом сохранить память о значимых событиях истории... В ее питающем, оберегающем поле находились буквально все, от мала до велика. Жизнь не баловала наших предков, много было в ней и жестокого, звериного, замутняющего душу, калечащего и искажающего характер. Но тем сильнее проявлялось у народа желание сохранить изначальную чистоту, глубинное этическое начало — как эталон, как правду, к которой нужно стремиться, чтобы оставаться человеком. Нашего современника, далеко ушедшего от этой древней простоты в мир почти магических технологий, народная культура удивляет своей яркостью, красотой, искрящейся энергией и способностью как-то быстро и ненавязчиво расставить все по своим местам. Правда, теперь для того, чтобы прикоснуться к ней, нам приходится сделать усилие — например, прийти на концерт.

В уютном зале концертно-театрального центра «Евразия» не бывает свободных мест, если на сцене — Сибирский хор. «Ямщицкий сказ», «Васильковая лира души», «Сибирская вольница», «Сонет российского звучания» — как бы ни называлась программа, она всегда зрелищна, ярка, эмоциональна и оставляет в душе ощущение праздника. Обводя взглядом зал, видишь и молодые пары, и родителей с детьми, и бабушек с внуками. Занавес раздвигается, открывая глазам другую реальность, где каждая женщина — княгиня, а каждый мужчина — былинный герой. Какая древняя сила пробуждается в людях, когда они поют «Степь да степь кругом» или «По диким степям Забайкалья»? Откуда у наших современниц эта лебединая походка, эта царственная стать? Как удается извлекать такие разные мелодии из простой на вид балалайки или незатейливой вроде бы домры? Эти вопросы приходят уже после, а во время концерта просто открываешь сердце и веришь волшебству, которое творится на сцене.

Принцип триединства песни, танца и музыки очень древний. Обряд, из которого выросли почти все виды искусства, — явление синтетическое, призванное сохранять единство мира и цельность человека. Танец — он не только для тела, это же не физзарядка. Песня — не только для голоса, ей послушны руки и ноги, ей внимает душа. Музыка заставляет сердце плакать или смеяться, побуждает двигаться плавно или пускаться в буйный пляс. Кому-то пришло в голову разделить эти начала, и на свете появились отдельно — оркестр, отдельно — балет, отдельно — хор, отдельно — театр... Они все прекрасны, и у каждого хватает почитателей. Но в единстве, которое и сейчас хранит народное искусство, чувствуется первозданная мощь; и когда встречаешь по-настоящему хорошее исполнение народной песни, кажется, что в ней до сих пор живет отзвук самого первого толчка, заставившего планету вертеться. Звучит пафосно, ну и что? Достичь такого воздействия на зрителя получается далеко не у каждого коллектива. Сибирскому хору это удается всегда.

К слову, формально здесь тоже есть три подразделения: хор, балет и оркестр народных инструментов. Но когда смотришь на артистов во время концерта, теряешься: этот только что пел — а теперь пошел вприсядку, другая сидела в уголке с домрой — и вдруг тоже танцует... А уж во время больших, массовых постановок, кажется, вообще никто не остается на месте! Действие на сцене развивается естественно и логично, словно одна его часть сама собой перетекает в другую.

Это «само собой», разумеется, обманчиво. Подготовка новой программы занимает от полугода до года, начальный сценарий постепенно меняется, приспосабливаясь под главную идею, каждый номер тщательно просчитывается и репетируется... За десятилетия существования у Сибирского хора накопилось немало профессиональных приемов и секретов, так что вдохновению есть на что опереться. Личности руководителей подразделений и худрука, конечно, тоже влияют на стиль коллектива.

Когда я пришел работать в Сибирский хор шесть лет назад, — рассказывает руководитель оркестра народных инструментов Александр Александрович Савин, — мне год, если не больше, пришлось приспосабливаться к стилю Николая Ивановича Лугина, нашего художественного руководителя. Я до этого сам руководил оркестром в ансамбле «Чалдоны», а в Сибирском хоре мне доводилось играть в качестве музыканта, так что всю специфику я уже знал. Но в каждой команде по-своему строятся репетиции и концерты, даже одно и то же произведение, бывает, играется по-разному. Здесь, скажу как музыкант, такое скрупулезное внимание к ведению фразы, к сути, — прямо от А до Я. Я с такой глубокой проработкой сталкивался раньше только в консерватории. Для меня это очень интересно, очень познавательно! И этот метод дает результаты, которые можно видеть на каждом концерте.

Главный балетмейстер Владимир Эмильевич Перлин руководит балетной труппой Сибирского хора уже одиннадцать лет, а до этого долго преподавал в Алтайском государственном институте культуры, работал в Алтайской краевой филармонии и в ансамбле «Чалдоны». Сюда он пришел с солидным опытом и своими взглядами на народную культуру и сценические постановки.

Найти контакт со своими, с «балетными», мне, конечно, было проще, — вспоминает он. — Кроме того, я уже с ними занимался: меня приглашали на постановки, мы готовили совместные мероприятия. А вот с артистами хора оказалось сложнее. До того как я пришел, хор пел статично, что не очень вписывалось в новую концепцию развития творческого коллектива. На одном из заседаний художественного совета было решено хор сделать тоже подвижным, чтобы он не только пел, но и мог танцевать. Вот тут и появились некоторые проблемы. Сдвинуть артистов с места поначалу было очень тяжело. Прямо скажу, все это делалось через большие усилия, через не могу, на нервах... Но зато сейчас, когда мы готовим новый номер, едва артисты хора песню выучили — подходят ко мне и говорят: «Сделайте так, чтобы мы потанцевали, показали себя!» Сами просят. Я считаю, что в этом и задача, и прелесть нашей работы: настоящий артист должен раскрываться полностью, всеми гранями своего таланта. Надо ему только в этом помочь. В нашей профессии человек не будет работать долго, если ему не доверят исполнять какие-то сольные партии или куски, а оставят, что называется, в кордебалете. Это в театре оперы и балета есть корифеи, примы-балерины, а есть кордебалет — те, которые у воды стоят пятнадцать минут, только позу меняют. У нас другой жанр. Здесь все участвуют в действе, и отсидеться нельзя. Либо ты работаешь... либо ты у нас не работаешь.

Оксана Ивановна Горшкова, с 2006 года артистка, а теперь и главный хормейстер Сибирского хора, отмечает еще одну особенность своего поющего коллектива:

В солисты у нас выходят на основе практики, набравшись опыта. Один раз попробовал, получилось — молодец. Не получилось — пока подожди. Но пробуют все до одного: и те, кто устроен солистом, и просто артисты хора. Ребятам это интересно. У нас не бывает такого, чтобы в программе один и тот же человек все время запевал. Обязательно должны быть разные запевы. Даже если ты раньше заводил эту песню, но у тебя в программе есть еще одна, то эту может запеть кто-то другой.

Такое внимание к каждому артисту, действительно, одна из сильных сторон Сибирского хора. Что скрывать, зарплаты у танцоров, певцов и музыкантов невелики. И если бы люди не чувствовали, что здесь у них есть возможность раскрыть свой талант, овладеть профессиональными секретами, усовершенствовать мастерство, — может быть, многие не остались бы здесь надолго. Хотя текучка, конечно, есть и тут, как и везде.

Текучка у нас в основном такого рода, — рассказывает В. Э. Перлин. — Человек приходит и думает, что он сейчас в свое удовольствие попляшет и уйдет. А нет — тут надо вкалывать пять дней в неделю с десяти утра до трех часов дня, с небольшими, пятнадцатиминутными, перерывами. На это уходит очень много сил. Поэтому у артиста балета стаж работы всего двадцать лет — и он идет на пенсию. Ну, правда, сейчас сдвинули, как всем... Это работа на износ, не каждый выдерживает такой темп. Кто-то, бывает, и уходит.

А бывают и другие, можно сказать, противоположные, истории. Например, А. А. Савин рассказывает:

Было дело, узнали мы, что человек уходит из другого коллектива, тоже профессионального оркестра. Я ему звоню: «Слушай, нам баянист нужен». А он мне: «Я хочу на себя поработать». Что-то там совершенно не связанное с творчеством попробовать решил. И все, мы с ним не виделись. Звоню через год, и он вдруг говорит: «Да, я приду». Сложилось так, что никого на это место не взяли — и все состыковалось. Потрясающе профессионально играет! Видно, что человек по адресу пришел, что здесь его место. Он поиграл в академическом оркестре, поработал на себя — но от призвания же никуда не денешься. Кроме того, ему уже было с чем сравнить свою жизнь — там, там и здесь — и все, он осел у нас, чему мы очень рады.

В Сибирский хор отбор сейчас очень серьезный — коллектив держит марку, ведь хоров такого высокого уровня в России не так уж много. Были времена, когда после прослушиваний артистов брали только за голос, даже если они не то что не имели музыкального образования, но и попросту не знали нот. Или в балет принимали просто людей, знавших основы народного танца. Но эти дни уже давно в прошлом, сейчас требования к претендентам гораздо серьезнее.

Кроме того, что ты танцуешь, ты должен еще и хорошо выглядеть, — говорит В. Э. Перлин. — И рост должен соответственным быть, и внешность. Ну и не меньше чем на семьдесят процентов ты должен быть профессионалом в своем деле. Почему смотрим на рост? Потому что когда исполняются какие-то номера, действует закон перспективы сцены. Когда один артист большой, другой маленький, третий толстый, четвертый худой и почти два метра ростом, составить из них красивую композицию очень сложно. Пропадает гармония, которую ты пытаешься создать, она просто рассыпается. Иногда даже вообще теряется смысл задуманного номера. Конечно, состав у нас не такой, как, скажем, в ансамбле имени Годенко2. У них, наверное, человек восемьдесят артистов балета, а хора нет. Есть группа девушек и парней, которые водят хороводы, соответственно, это рост от ста семидесяти до ста восьмидесяти сантиметров, — и есть артисты, у которых рост сто шестьдесят пять и ниже, это «технари»: дробушечницы, хлопушечники — те, кто делает «технику», различные трюки. Вышел хоровод, показал красоту, потом выбегают «технари» и выдают что-нибудь забойное, веселое... У нас штат не такой большой, поэтому все наши артисты — универсалы. В балете у нас сейчас двадцать четыре человека: двенадцать девушек и двенадцать парней. Это здорово, когда на сцену выходят двенадцать пар — просто красота! Они шестнадцать тактов практически ничего не делают, просто идут: из угла в угол проходят, руки поднимают-опускают — и уже красиво. Таковы законы сцены, и от этого никуда не денешься.

Внешность и умение двигаться на сцене имеют значение не только для танцоров, но и для ставшего «мобильным» хора. О. И. Горшкова рассказывает:

Когда люди приходят на прослушивания, мы слушаем тембр, спрашиваем, есть ли музыкальное образование. Проверяем, как интонирует человек, как он двигается. Смотрим на внешние и сценические данные. У нас хор восемьдесят, если не девяносто процентов программы в движении, поэтому все артисты должны быть и музыкальные, и сценичные. Возраст, в принципе, не имеет значения, но сейчас приходит в основном молодежь: восемнадцать лет, двадцать, чуть постарше... Конечно, стараемся сразу брать тех, кто достоин. Берем сначала на испытательный срок, смотрим, как человек себя проявит. За последнее время, может, один или двое не вработались, испытательный срок не прошли. Для кого-то оказалось слишком тяжело, у кого-то просто обстоятельства так сложились... Но в основном люди остаются.

Услышав просьбу рассказать о самых ярких певцах, танцорах и музыкантах, руководители подразделений пожимают плечами и смеются:

Да у нас все такие! Других на работу не берем.

Возможно, сказывается еще и профессиональная этика, и нежелание вызывать зависть или ревность, которые, что греха таить, нередки в творческих коллективах. Но и в то, что все артисты Сибирского хора — неординарные личности, верится легко. Впрочем, «любимчики» здесь все-таки есть — это те, кто своим чувством юмора и жизнелюбием способен разрядить напряженную обстановку во время трудной репетиции или долгих гастролей. Одно-два слова таких «хохмачей» — и все смеются, весь негатив пропадает, дальше идет нормальный рабочий процесс.

Разрядки такого рода артистам необходимы, особенно в дальних поездках. На гастроли, кстати, Сибирский хор ездит автобусами — причем не только в Новосибирскую область или соседние города, но и за Урал. Только представить — девять-десять часов в пути, потом «с колес» отыграть-отплясать концерт, переночевать — и с утра снова в дорогу... Бывают варианты лучше: приехали в город вечером, а концерт на следующий день, или вообще задержались на два-три дня в одном месте. Но и это, понятное дело, требует много сил: попробуйте-ка «завести» незнакомую публику, выступая на чужой сцене. Зато когда в зале начинают подпевать, а под занавес устраивают овацию... Разве не ради таких моментов люди идут в артисты?

Сольные номера оркестра Сибирского хора неизменно вызывают у слушателей бурный отклик, без криков «браво» в конце никогда не обходится. А во время массовых композиций музыканты, бывает, встают с мест и вместе со своими инструментами вливаются в общее действие, то подыгрывая певцам и танцорам, то выходя на первый план, то присоединяясь к большому хороводу. Есть у оркестра и целая отдельная программа, она так и называется — «Играет оркестр Сибирского хора». Два часа виртуозного исполнения самой разнообразной музыки на народных инструментах — и зрители, не уставая, слушают.

Не каждый сыграет правильно Баха, но и «Камаринскую» тоже правильно сыграет не каждый, — утверждает руководитель оркестра А. А. Савин. — Академические навыки тут вряд ли пригодятся. Консерватория помогает понять, какими методами это делается. Но в душе, в руках все равно должно быть именно что-то русское народное, как говорится, от сохи. Откуда оно берется? Оттуда. — Он улыбается и поднимает глаза к небу. — На каждом концерте бывают моменты, когда чувствуешь, как все как будто летит в едином порыве. И слаженность такая, и звук хороший — мы все друг друга слышим, и настроение... Нам же передается настроение и от хора, и от балета. Они выходят — нам улыбаются, мы выходим — им улыбаемся. На репетиции, у себя в цеху, мы стараемся какие-то технические и музыкальные вещи отрабатывать. А когда выходишь на концерт и номер из тебя буквально льется — это словами не передать!

Восемьдесят человек, восемьдесят неординарных, талантливых личностей: сорок артистов хора, двадцать четыре танцора и шестнадцать музыкантов — таков сейчас состав Сибирского хора. И глядя из зала на сцену, где разыгрывается массовая композиция, невольно задаешься вопросом, как же складывается этот единый порыв, этот волшебный полет. Насколько воля режиссера управляет волей исполнителей? Допустима ли импровизация — или все движения и аранжировки раз и навсегда заучены и отточены? Согласитесь, не так просто убедить яркую творческую личность стать частью общего полотна — одной из многих. Как это получается сделать — кнутом, пряником?

Ставится определенная задача, — объясняет О. И. Горшкова, главный хормейстер. — Всегда есть общая мысль: что мы должны в этом произведении показать, о чем оно, это произведение. Сначала делается «рыба» — план, куда все закладывается: здесь у нас будет танец, здесь лирика, здесь кульминация, здесь драматургия. В процессе постановки первоначальная идея развивается и уточняется: накладывается одно, другое... Где-то, понятно, идешь от текста песни. Когда звучит какой-то проигрыш — идешь от музыки, на музыку накладывается движение. Если это новая программа, то сценарист пишет сценарий, в котором воплощает идею режиссера, художественного руководителя, о чем это будет и как это показать. Подбирается музыкальный материал, делаются оркестровки, хор проучивает свое отдельно, а потом на это уже накладывается постановочная часть, продумываются костюмы... Мы все профессионалы и вместе идем к общей цели.

В «Чалдонах», где я раньше работал, — рассказывает В. Э. Перлин, — контингент артистов был гораздо моложе, это были выпускники колледжа культуры в возрасте девятнадцати-двадцати лет. А здесь и в балете, и в хоре уже, я бы сказал, матерые артисты — за тридцать, около сорока. Словом, почти мои ровесники. А надо с ними найти контакт и заставить их делать не то, что они хотят или могут, а то, что нужно мне. Увлечь их — чтобы они понимали, что делают, — тогда они загораются и дальше уже идут сами. Я не говорю, что они весь танец сочиняют, нет. Но они начинают жить этим. Я им даю время импровизировать, и мы потом очень многое из этих находок оставляем в номере. Есть диктатура художественного руководителя и балетмейстера, так надо, от этого никуда не денешься. Но совместная работа — это очень интересно, это одна из главных радостей нашей профессии.

Совместная работа нередко приводит артистов и к совместной жизни — здесь встречаются, влюбляются, женятся. В списках подразделений Сибирского хора много «парных» фамилий: Лугины, Брыкины, Богдановы, Казаковы, Хлюстины, Поповы, Солохины, Сидоровы, Терсковы... Частые гастроли и выездные концерты, фактически ненормированный рабочий день — человеку со стороны трудно выдержать такой жизненный график своей половины. А в артистических семьях по этой части полное взаимопонимание.

Темы для новых программ Сибирскому хору подсказывают жизнь и история нашего края. В экспедициях по сибирским деревням собран драгоценный фольклорный материал, накоплен за десятилетия работы «золотой фонд» песен, в том числе и современных авторов. Для того чтобы глубже понять и вернее отобразить на сцене разные явления народной культуры, артисты обращаются за консультацией к специалистам. Вот, например, как, по рассказу Владимира Эмильевича, появился ставший уже знаменитым и всегда вызывающий восторг публики номер «Буза»:

Когда мне было, наверное, лет двадцать пять, вошло в моду карате, а потом капоэйра, из танца переходящая в бой. И меня как-то напрягало, что в России такого нет. Ну, есть самбо, но его собрали из разных видов борьбы. А именно нашего, народного, нету. И вот, когда мне уже было за пятьдесят, здесь, в Сибирском хоре, мы начали делать казачью программу — «Сибирская вольница» — и обратились за помощью в «Русский щит»3. Хотели поставить на сцене кулачный бой. Ребята из «Русского щита» пришли к нам, показали и рассказали, что это такое. И для меня все встало на свои места! Оказывается, русский танец, особенно мужской, выходит из боевых единоборств. Допустим, традиционное положение рук в русской пляске — откуда взялось? А оказывается, когда дерутся на кулаках, ты раз — и прикрыл от удара одной рукой печень и почки, а другой — голову. Дробные движения ногами — это разминка, способ разогреть мышцы. Когда нужно было мгновенно собраться для боя, начинали топать, чтобы встряхнуть организм, размять ноги. Уже потом, когда стали это в танцы переводить, делать сценические варианты, тогда дроби постепенно перешли к женщинам. А изначально это было мужское движение. Так вот, мы взяли кулачный бой, который в чистом виде, конечно, нельзя показывать, и сделали его сценический вариант — нашу «Бузу». И всем этот номер нравится, независимо от того, в какой город мы его привозим. А особенно за рубежом — публика там просто в шоке от того, что происходит на сцене. И действительно: у нас там и бревно, и кулачные бои, и стенка на стенку... Вот так-то!

Следующий, 2020 год, по решению президента России, станет Годом народного творчества. В последнее время СМИ наконец вспомнили о народном искусстве и заговорили о нем. До этого почти тридцать лет его существование не то чтобы замалчивалось совсем, но как-то не афишировалось. Брейк-данс, техно, стрит, тяжелая музыка, напоминающая лязг штамповочных прессов, благополучно вытеснили народную культуру с экранов и из радиоэфира. Наверное, это модно и современно, но мода, как мы знаем, преходяща, а современность без прошлого, как правило, слишком поверхностна. Возможно, время господства чужого, наносного все же проходит, а народное искусство возвращается — да, как шоу, в новых аранжировках и костюмах из современных тканей, но в XXI веке было бы странно цепляться за лапти и холстину. Ветхая оболочка остается в прошлом, но сердцевина жива: это характер народа, осознание им своего пути в мире, его самоидентичность. Если кто-то ищет русскую идею, то она, скорее всего, где-то там — в народных песнях, ведь именно через них поколения наших предков выражали свои желания и чаяния.

То, что эти песни все еще звучат, — заслуга многих собирателей, хранителей, исполнителей. В том числе и Сибирского хора, который вот уже семьдесят пять лет дарит своим зрителям древнее и вечное волшебство русского традиционного искусства.

 

 

1 Информация и фотографии предоставлены концертно-театральным центром «Евразия». Очерк первый см. «Сибирские огни», 2019, № 4.

 

2 Красноярский государственный академический ансамбль танца Сибири им. М. С. Годенко, один из лучших профессиональных ансамблей народного танца в России.

 

3 «Русский щит» — центр русского боевого искусства в Новосибирске.

 

100-летие «Сибирских огней»