Вы здесь

С черного хода

* * *

Ходили по дворам челночники

И подбирали нашу речь

В их лица темные чилийские

Глядел и начал мир ширеть

 

Из однокомнатной каморки

Он выпорхнул храпеть устав

Обклеил марками помарки

В моих диктантах и стихах

 

Челночники прочли печали

И не продав мне ничего

Оставили свое молчанье

Чтоб речь моя в нем началась

 

Жизнь

Обижают в трамваях возницы:

«Остановки на Ленина нет!»

Но уткнусь я в стекло, и мне снится,

Что трамвай повернул на проспект,

 

По расшатанным плиткам проехал,

Распугал тротуарную пыль…

Обижаясь от сонного смеха,

Мой возница меня позабыл.

 

Огороженный холод обидел —

Где высоток неправильный ряд,

Там во двор даже с черного хода

Можно только, когда отворят.

 

Где мои однокашники? Пашка…

Не живут здесь… и тут не живут.

«Уходи-ка отсюда, — мне скажут, —

Здесь чужих-то уж точно не ждут».

 

Обижают в собесах старухи:

Не стоял ты, и тут не стоял,

И лицо начинает стираться,

Словно осенью поздней листва,

 

Не дают мне ни справок, ни выплат,

Выгоняют из записей вон,

Будто был я в трамвае и выпал,

И чужим стал мой собственный двор.

 

Обижают… Растрепаны нервы,

Не собрать их, под ноль не подстричь,

Только я обижаю всех первый,

Разучившись подстраивать речь.

 

Но слова, что ко мне привязались,

Тоже в черном я теле держу,

Будто прошлую жизнь провожаю,

А выходит, что сам ухожу.

 

* * *

Зимою сломанный скворечник

В себя не впустит никого,

А я хотел бы сговориться

С пернатым сторожем его.

 

Я проса дам ему в дорогу,

Возьму щебечущую грусть…

Скворечник подновлю немного

И до весны там поселюсь.

 

 

* * *

Ко мне сегодня кошка приблудилась

На пустыре, озябшем и немом,

Дорога вдалеке куда-то делась,

И страшно мне, что не найду свой дом.

 

Но кошка, постаревшая, глухая,

С монетами нещадных лишаев,

Казалась лишней в сонных колыханьях

Осенних трав и стоптанных шагов.

 

Она хотела отыскать квартиру

И вывела меня в жилой район,

Ободранным хвостом она вертела:

Аптека, гастроном, объезд, ремонт…

 

Всего лишь ночь в тепле у чашки с кашей…

Наутро отогреюсь — и назад.

Соседи злые и не любят кошек.

Не слышит. Смотрит. Отвожу глаза.

 

Не вижу, как скрывалась в переулке,

Не замечаю на ресницах снег.

Жене скажу, что хлеба взял полбулки

И что она сегодня лучше всех.

 

А за окном слепое солнце меркнет

И падает на подоконник дня.

 

И с каждым днем я приближаюсь к смерти,

А может, кошку думаю догнать.

 

Путь

Ехать на верхней полке,

Руки сложив крестом.

Дымом людским наполнен

Мой на сегодня дом.

 

Сколько их, полок верхних,

Скрыто за дымом дня,

Сколько их, мыслей ветхих,

Рухнувших на меня.

 

Ряд философских споров:

«Стоит ли брать беляш?»

В поезде мысли сперты —

Выдохну рваный кашель.

 

Спать, просыпаясь нервно —

Мертв полустанок мой,

Только глядят ревниво

Звезды на мой покой.

 

Вроде бы две минуты

Поезду покурить,

Может, меня минует

Гулкое: «Пироги!»

 

Города очертанья

Смешаны и смешны.

Точка ли, запятая

Станет новой морщиной?

 

Линия на ладони

Ляжет в глухую степь,

Дальше… настолько больно —

Глаз не найти смотреть.

 

Черточки-человечки,

В каждой — своя печаль.

Поезд тяжелой речью

Вынудит замолчать.

 

Утром ворчлив спросонья:

«Господи, всё не зря?»

Тянется жизнь. Сплошная —

Глаз оторвать нельзя.

 

100-летие «Сибирских огней»