Вы здесь

Сон до рассвета

Стихи
Файл: Иконка пакета 06_yartsev_sdr.zip (11.87 КБ)

* * *

Шмель, слетевший с рекламы «Билайна»,

Утолит желтизну в черноте.

Крановщица! Ни вира, ни майна

Не спасают. Ни эти, ни те.

 

Воскресает зверек землеройка,

Котлован зарастает травой.

Крановщица, зачем эта стройка

И стрела над моей головой?

 

Прорицатели сядут в галошу,

Ну а лучше бы — сразу в тюрьму.

Опускай неподъемную ношу,

Я холодные стропы приму.

 

 

Строфы

Подвластна певичке

Округлость заморского слова.

Достаточно спички —

И публика вспыхнуть готова.

 

Вкушают эстеты

Изыск кружевной арабески.

Но — батюшки светы! —

Какие вокруг перелески!

 

Де факто, де юре…

Холоп — и сановный вельможа.

Чужая культура.

Сухая змеиная кожа.

 

Чего-то не спится,

Как будто я кинут кидалой.

А отроковица

С годами сопьется, пожалуй.

 

 

* * *

Говорят, что случай слеп.

Нет же! Зряч. На то и случай.

Как иначе, потрох сучий,

Заработает на хлеб?

 

Говорят еще, что этот

Костоправ ли, костолом

Применяет гнусный метод —

Караулит за углом.

 

И опять догадка мимо:

Безучастный сделав вид,

Грустный, словно пантомима,

Он на площади стоит.

 

Со ступеньки на ступеньку,

Из метро, к нему:

Родной!

Как охота? — Помаленьку. —

И обходит стороной.

 

 

* * *

В тех краях, где эфир прозрачен,

Черен хлеб, ключевая вода чиста,

Кто бы пастырем ни был назначен, —

Не для молитвы отворены уста.

 

Там поленницу почитают как вид искусства

И на дверь не навешивают замок,

И карманы честны, и в них не густо,

Что владельцам их невдомек.

 

В тех краях, от папоротников рябые,

Ждать не ждут, когда придут топоры,

Вековые, тянущиеся вдоль Бии,

По-научному — ленточные, боры.

 

Много лет прошло, как оттуда

Я сбежал. Могилы матери и отца

В тех краях. И уже не свершится чудо.

Не хочу сохранять лица,

 

Но хочу, чтобы в корне переиначен

Был удел обреченных на вырубку и разор,

В тех краях, где эфир прозрачен

И вода чиста сих пор.

 

 

* * *

Я безбытен. Выходит, безбеден.

И конфликт между мной и судьбой

Для меня абсолютно безвреден

И удар не опасен любой.

 

Раскулачить возможно ль идею?

В долговую внесенный тетрадь,

Не боюсь, потому что владею

Только тем, что нельзя потерять.

 

 

* * *

Великих мертвых опасливо отстраня,

Трогательная в своей неискренности,

Провозгласила — не кого-нибудь, а меня

Мэтром Западно-Сибирской низменности.

 

Уж лучше б я побывал под троллейбусом

Или другая приключилась утопия.

Совестно ощущать себя негусом

Средне-Сибирского —

Абиссинского! — плоскостопия.

 

Я люблю ее

(По-отечески, яко дщерь),

И — пока не сгинули, не погибли мы, —

Вечность, пасть ненасытно не щерь:

Отношения наши

Незыблемы.

 

 

* * *

Эх, колючая стерня,

Сжатые поля.

Скоро примет и меня

Матушка-земля.

 

А со мной — прервется род.

Под грачиный грай

Память — вальс или фокстрот —

От безмолвия умрет.

Ты — не умирай!

 

Хоть и не было любви, —

Шел я по стерне, —

Ты, пожалуйста, живи,

Помни обо мне.

 

 

* * *

В старом парке цветет волчье лыко,

Ни беседок, ни светлых аллей.

Ну откуда взялась ты, улыбка,

Беспощадная, словно улика, —

Для тебя! — господин дуралей?

 

Ну откуда и нежность, и жалость

Меж чубушников в парке пустом?

И она ничего не боялась,

Эта девушка, — шла и смеялась,

И глаза прикрывала зонтом…

 

 

* * *

Уже который год

Ищу забитый вход

В полузабытый дом.

Ищу калитку в сад,

Где много лет назад

Я бегал босиком.

Все кажется: вот-вот,

Еще чуть-чуть, почти,

Ищу который год —

И не могу найти.

 

Но! Прошлое во мне,

Внутри, а не вовне —

Со светлым потолком

В квартирной полумгле,

Со ржицей-васильком

В стакане на столе,

С окном, раскрытым в сад,

И запахами трав.

Но в скарлатине брат,

Босяк по кличке Граф —

И женская рука

На детском лбу лежит:

Все хорошо, пока

Вечерний сад жужжит.

 

Но в сумерках вползет

Беда сквозь щель в стене.

И доктор не придет.

И брат умрет во сне.

 

 

Фантасмагория

Втиснут, вмят, не по-доброму впихнут —

Против воли — в сомнительный поезд.

Фонари на перроне не вспыхнут,

Упреждая погоню и поиск.

Пахнет пыльным сукном, сухоцветом,

Валерьянкой, дешевым кагором.

Тесно мне в нерестилище этом,

И в ушах отдает ре-минором.

Ни роптанья, ни детского плача,

Ни малейшей зацепки для слуха.

Это, видимо, все же не плаха.

Депортация духа.

То не мелкие козни Фролова,

Счетовода из тридцать второго,

Чей сигнал безупречно оплачен —

Доноситель и сам раскулачен.

То не игры вождистов в английских,

В чанкайшистских и прочих шпионов,

Но молчание дальних и близких.

Глухота миллионов.

То не вывих истории нашей,

Но невинною девочкой Машей

Невзначай обозначенный вектор —

Переменчивый ветер.

 

Как ни ахал, ни охал, ни эхал,

Ни стенал на глухом перегоне,

Но до станции дальней доехал

В неприветливом общем вагоне.

Вот и вышел с предчувствием боли,

Но неладное что-то со мною:

Впереди — медоносное поле,

И попутчиков нет за спиною.

Где народ из гадючьей теплушки?

Снова призрачный сон до рассвета?

Клевера. Кукованье кукушки

За опушкой гремящего лета.

 

100-летие «Сибирских огней»