Вы здесь

В Москве, у Мартынова...

К 100-летию Леонида Мартынова
Файл: Иконка пакета 12_martinov_vmum.zip (8.37 КБ)
Леонид МАРТЫНОВ
Леонид МАРТЫНОВ

В МОСКВЕ, У МАРТЫНОВА…
К 100-летию Леонида Мартынова

Сейчас о Мартынове пишут редко. Интерес к поэзии снизился если и не до нулевой отметки, то, во всяком случае, до того уровня, который позволяет не подозревать о существовании такого огромного поэта. Даже в Омске — городе, где он родился и прожил с перерывами на разъезды и ссылку сорок лет. И о котором написал больше, чем кто-либо. Среди этого богатства — стихотворения, поэмы, исторические заметки, книга воспоминаний «Воздушные фрегаты»… Когда я решил собрать все написанное им о родном городе в одно издание, оказалось, что потребуются два тома. К сожалению, это намерение мне так и не удалось осуществить, зато еще раз убедился, как много сделал Мартынов для Омска, в каком долгу город перед лучшим своим поэтом. Жаль, возвращать подобные долги у нас не спешат…
Но недавно появился «информационный повод», как говорят журналисты, вернуться к забытой теме и рассказать о последней встрече поэта с родным городом — записанном более четверти века назад телевизионном обращении к землякам. Только начну не с него…
Читателям журнала, возможно, любопытно будет узнать, что в Омске тогда выходило две газеты, точнее — полторы: шесть раз в неделю — «Омская правда» и через день в половину ее формата — «Молодой сибиряк». Тем не менее о стихах они не забывали, особенно «молодежка». Не отказалась от них и появившаяся в семидесятых «Омская неделя», редактором которой стала Нина Бражникова. Рекламный характер газеты не мешал ей постоянно вторгаться в другие темы, среди которых были и спорт, и, если мне не изменяет память, даже мода. Ну, а я стал публиковать стихи разных поэтов об Омске. В иные периоды они печатались едва ли не в каждом номере, и так — два с половиной года, срок для газетной рубрики приличный.
Постепенно накопился обширный материал, только в «Омской неделе» он использовался мало. Публикации сопровождались, как правило, кратким, в десяток-другой строк, комментарием. Поэтому, когда рубрика «Стихи об Омске» исчезла из газеты, написал несколько телевизионных сценариев. Сейчас трудно поверить, но каждый из них был рассчитан примерно на час эфирного времени. Информация будет неполной, если не сказать, что вели передачи артисты Николай Чиндяйкин и Юрий Трошкеев, первый — из Драматического театра, второй — из тюза. Сам я в этой роли выступить не рискнул. После первой передачи показалось необходимым дать также слово самим поэтам, прежде всего — Леониду Мартынову и Роберту Рождественскому. И чтобы они прочли хотя бы по одному своему стихотворению об Омске…
Редактору Людмиле Шороховой и режиссеру Владимиру Левицкому идея понравилась, но в возможность участия в нашей работе таких известных поэтов они не поверили. Мол, хорошо бы, конечно, только согласятся ли?.. Действительно, и Мартынов, и Рождественский представлялись тогда из Омска почти небожителями. Одна за другой выходили их новые книги, премии и награды за которые сыпались, как из рога изобилия. Песни же на стихи Рождественского передавали с утра до вечера. Но я уже лет десять, бывая в столице, при всяком удобном случае заходил к Леониду Николаевичу, а Рождественского знал еще с детства. Поэтому — чтобы отмести сомнения — решил тут же, из литературно-драматической редакции омской студии телевидения, позвонить в Москву. На всякий случай. Все-таки Мартынову за семьдесят… Да и Рождественскому сделать звонок не мешает: приедем, а его не окажется в Москве…
Сказано — сделано: через несколько минут я уже говорил с Мартыновым, чуть погодя — с Рождественским. По-видимому, характер этих переговоров и то, что согласие принять съемочную группу у себя дома было немедленно получено и оговорены сроки нашего приезда в Москву, произвело впечатление на работников студии. Стоило положить трубку, как Шорохова устремилась к своему начальству — добиваться для меня командировки. Тоже ведь проблема: я на студии не работал, моя редакция — газета «Молодой сибиряк». Но, находясь под впечатлением от переговоров с Москвой, она довольно быстро получила добро и — торжествующая — вернулась в кабинет: «Едете!».
…Ехать должны были оператор Сергей Шевырногов и я, а в Москве нашу небольшую бригаду ждало пополнение — весьма кстати оказавшийся там на каких-то курсах звукорежиссер Альберт Трошкин. Пишу «весьма кстати» потому, что организовать съемку в столице для омской студии было, по-видимому, делом накладным. Сэкономили даже на осветителе, но так или иначе поездка состоялась, и 22 февраля 1977 года мы трое сошлись у подъезда дома на Ломоносовском проспекте. Ребята с телевидения были нагружены аппаратурой, я тоже пришел не с пустыми руками — нес жене Мартынова красивый, как мне казалось, букет.
Леонид Николаевич — отнюдь не душа нараспашку — встретил нас, однако, очень приветливо. Таким я его раньше не видел. Был он всегда обходителен, но в то же время сдержан и строг. А здесь — улыбка во все лицо, шутит, старается быстрее снять напряжение. Все же мои товарищи заметно робели в присутствии знаменитого поэта.
Да и получалось у них поначалу далеко не все. Обнаружилось, например, что привезенная аппаратура не приспособлена к московскому напряжению, но — опять — выручил Леонид Николаевич. Отыскал по просьбе Шевырногова какие-то лампочки и вообще вместе с женой, домовитой и ласковой Ниной Анатольевной, всячески старался помочь подготовиться к съемке в не больно приспособленной для этой цели квартире.
Затем стал показывать свою коллекцию камней. Шевырногов был занят аппаратурой, зато Трошкина коллекция заинтересовала. Мартынов почувствовал это, и мы услышали настоящую поэму о камнях, только что не в стихах. И когда началась съемка, Леонид Николаевич нет-нет да старался, чтобы тот или иной камень попал в кадр.
Наконец дошла очередь до его обращения к омичам. Перед нашим приездом поэт получил письмо от омских школьников и прежде всего сказал об этом. Но большую часть выступления посвятил старому Омску, друзьям юности... Говорил живо, и все же — чувствовалось — очень волновался. К месту и не к месту перемежал рассказ словами «так», «понимаете ли», «значит», сбивался даже, и тогда ему приходилось снова начинать тот или иной отрывок.
Вначале это меня удивило: вроде бы снимали его раньше… Кроме того, перед ним лежал текст выступления, к помощи которого он, правда, не всегда прибегал. Потом подумал: как же не волноваться, если больше тридцати лет пришлось ждать разговора с родным городом, не раз улюлюкавшим ему вслед?.. Даже когда его стихи потрясли страну и он в одночасье превратился едва ли не в классика, Омск долгое время делал вид, что ничего об этом не знает.
…После съемки Нина Анатольевна пригласила нас в соседнюю комнату. Там был накрыт стол, за которым разговор снова зашел об Омске. То есть говорил в основном Леонид Николаевич, а мы ограничивались сообщениями о недавних городских событиях.
Среди прочего Сергей Шевырногов упомянул по какому-то поводу фамилию автора статьи-доноса на Мартынова, опубликованной в первые послевоенные годы. Я читал этот материал, знал даже близко к тексту некоторые места, в том числе такой перл: «В пропасть смертной тоски, обывательской благостной безмятежности пытается увести советских читателей Леонид Мартынов». Не секрет, что следовало обычно за подобными обвинениями, только я не стал ничего цитировать. Ограничился упоминанием статьи, добавив, кажется, несколько слов о ее авторе: мол, преуспевает, уже профессор… Леонид Николаевич отреагировал сдержанно: «Ну что с него возьмешь?..» — и всем своим видом дал понять, что продолжать разговор на эту тему не намерен. Даже в зените славы поэт не мог забыть ссылки на русский Север в тридцатые годы и нешуточной опасности, нависшей над ним в сороковые. Не случайно после съемки протянул мне несколько листочков со своим выступлением: «Возьмите. Может, потребуют текст ...»
Я, естественно, листочки не взял, а потом пожалел об этом: от такого оригинала отказался!.. Тем более что попытки после передачи получить запись обращения поэта оказывались безрезультатными. Благо, еще фотографии сохранились, в том числе та, где Леонид Николаевич снят с женой. Он очень хотел, чтобы их сфотографировали, а Нина Анатольевна отнекивалась.
Все-таки уговорил и потребовал, чтобы обязательно были снимки. Но, когда они оказались у него, остался недоволен. Попросить Нину Анатольевну посмотреть в объектив Сережа Шевырногов не решился и снял ее в профиль. Возможно, это последний снимок четы Мартыновых. Через год Нины Анатольевны не стало. Мартынов ненадолго пережил жену.
Что же касается текста обращения, то я уже давным-давно потерял надежду найти его. Меня уверили, будто понадобилась чистая пленка и передачу стерли. Однако прошлым летом Сергей Шевырногов сообщил, что режиссер телевидения Евгений Васильевич Кулыгин незадолго до своей кончины передал ему обращение Мартынова. И не одного Мартынова, а еще сюжеты с Робертом Рождественским и Сергеем Марковым, также снятые во время той поездки, плюс выступление Вильяма Озолина, — жаль только, стерт «синхрон»… То есть изображение есть, а звук отсутствует. Лишь в одном случае он сохранился, но этот случай — Мартынов!
Итак, спустя более четверти века вы имеете возможность прочесть полный текст эксклюзивного, как говорят теперь, обращения Леонида Мартынова к землякам, показанного по омскому телевидению 27 апреля 1977 года. Я только опустил междометия и повторы, которые случались, когда поэт не мог сразу подобрать или найти в своих записях нужное слово. Вместо них стоят отточия (<…>). В остальном всё без изменений — от первого слова до последнего.
100-летие «Сибирских огней»