Задание на осень

Было время потрясений,
Жизнь без отдыха,
Ныне время сотрясений
Воздуха.

Мне не скрыться от вибраций,
Дрожь дорожная.
Жить в покое резервации
Тоже можно.

Словно вынули из слова
Божье семечко.
Бьётся в темя бестолково
Времечко…

* * *

Мне все подчеркивает годы:
И выгоревший мех бровей,
И ломота от непогоды,
И дух, что тронул суховей.

Еще владею тайной лунной —
Я набегаю как волна
На берег ласковый и юный…
И убегаю как волна.

* * *

В тени Земли, бессоннице покорный,
Приподнимаюсь на худых локтях
И думаю: нас звёзды не прокормят,
Ночь издавна в людей вселяет страх.

Я утра жду, чтоб в солнечных лучах
Зашевелились прожитого корни.
Воспоминания — совсем не мёртвый прах —
Устремлены к плодоносящей кроне.

Тьма разорвёт, но свет соединит,
На время обрету свой прежний вид,
Желанье петь опять во мне проснётся,

И эта песня в Хаос полетит,
Где негасимая звезда навзрыд
Зовет невидимо, не замечая солнца.

* * *

Где скатерть белая природы,
Где соль и сахар русских зим?
Где всё, что знал в иные годы? —
Бесснежный мир невыносим!

К чему привык, того не вижу,
Неутешителен ответ.
И в лужу, в ледяную жижу
Вступил разгневанный рассвет.

Трава ледяная вступила в права,
На стеклах узоры свои высекая.
Цикория в ночь отошла синева,
Босая по снегу бежит Навсикая.

Не пена морская — России снега,
Не брызги эгейские — русские слезы,
Не белый песочек — зимы берега,
Не звон хрусталя — огневые морозы.

В красе первозданной по острой косе
Навстречу идет Одиссей обнаженный,
И, видя его, разбегаются все,
И прячутся юные девы и жены.

Но, в бубен играя, спешит Навсикая
Навстречу герою, забвенье суля;
А солнце плывет, синеву рассекая,
И тает, и вновь расцветает Земля.

Пришлось выходить на огромный простор,
Врага победить и поставить шатёр.

Друзей помянуть, от души погулять,
На Русской равнине улечься — и спать.

Указа не писано богатырям,
Их сон беспробудный стеречь матерям.

С войны справедливой вернулись сыны…
Проснулись: ни матери нет, ни страны.

Во-первых, ты и я — мы рождены,
И, во-вторых, — с живым обручены,
А в-третьих, сын, мы умереть должны.

Рождение придумано не нами,
Не мы владеем нашей жизни снами,
И не себе мы сами ставим камень.

Но было то (пусть искрой назовем!),
Что ликовало в существе моем,
Любило и цвело во мне живом.

И пламя нас с тобой объединило,
И в нем дрожит неведомая сила.
Так что нам камень, даты и могила?

Не то, чем были мы, в земле лежит,
Но то, чем стали мы, ушло в зенит.

* * *

Не люблю музейные колоды:
Выстроенных стен поддельный свет,
Мебель, что свезли из Петрограда.
Сладко голосят экскурсоводы,
Только Блока в комнатах здесь нет,
И стихов согражданам не надо.

В башне, где поэта кабинет,
Где ее лицо в простой оправе,
Отблеск красноватых витражей.
Пианист исполнит менуэт.
Новый инструмент здесь быть не вправе,
Но поставлен кем-то он уже.

Вниз сойду и в комнатенке деда
На Николу покрещусь, скорбя.
Подойдет музейная девица:
«Вы молились?» — «Я сейчас уеду.
Оставайтесь здесь, храня себя».
Блока нет. Он может только сниться.

* * *

Лучше на ступеньках посидеть,
Небом над холмом полюбоваться.
Блоку был не нужен кабинет,
Белый конь — и с ветром обниматься!

Стекла здесь и летом дышат льдом,

Воздух искажается и стынет.
Ты, любовь моя, не входишь в дом,
Взор твой по лесной летит долине.

Вижу из окна, как ты сидишь,

Выбегаю — душно в этом зале!
«Гений места!» — так ты говоришь
И рукой очерчиваешь дали.

* * *

Заколдована эта долина
Ворожбою ушедших старух,
А в лесах Рогачева и Клина
Перешептывается малина
И ольховый колышется пух.

Заговорные алые дали,

Васильковые слезы, следы,
Что наполнены воском печали,
Нам о тайне своей рассказали,
И заплакала горестно ты.

Не кручинься, не плачь, мое диво,

Не оплакивай старый уклад.
В говорливых лесах молчаливо
Ожидай золотого прилива,
Береги заколдованный сад.

Помолись, и спать ложись.
Но когда промчатся сутки,
А другие не настанут,
В невозможном промежутке
Встрепенись — и тотчас жизнь
Сбросит чешую обмана.
В этот двадцать пятый час
Слово оживает в нас.