Вы здесь
Под военным небом
Борис Андреевич Богатков родился 2 октября 1922 года в селе Балахта Красноярского края (под Ачинском), в семье учителей. Мать Б. Богаткова умерла, когда ему было 10 лет, и воспитывался он потом у своей тети в Новосибирске. Здесь же окончил школу. В 1940 году переехал в Москву. Работал проходчиком на строительстве метрополитена и одновременно учился на вечернем отделении Литературного института им. А. М. Горького. Осенью 1941 года добровольцем ушел на фронт. В 1942-м после тяжелой контузии вернулся в Новосибирск. Писал сатирические стихи для «Окон ТАСС», печатался в местной прессе и упорно добивался возвращения на передовую. В декабре 1942 года Б. Богатков был зачислен в состав 150-й стрелковой дивизии (позже — 22-я гвардейская стрелковая дивизия). В звании старшего сержанта командовал взводом автоматчиков. В бою за Гнездиловские высоты (у деревни Гнездилово Калужской области) Б. Богатков, подняв 11 августа 1943 года под шквальным огнем песней собственного сочинения взвод в атаку, погиб.
Посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. Имя Б. Богаткова навечно занесено в списки 22-й гвардейской стрелковой дивизии. Его именем также названы одна из крупнейших улиц, районная библиотека и средняя школа в Новосибирске. В начале улицы Бориса Богаткова, рядом с Новосибирским техническим университетом связи, установлен памятник герою-поэту. А в Омске, на Аллее литераторов (бульвар Леонида Мартынова), установлен памятный камень шестерым павшим смертью храбрых сибирским поэтам, в числе которых и Б. Богатков.
Стихи Б. Богатков писал со школьных лет. С 1938 года они стали появляться в печати. В том числе и во фронтовой (дивизионная газета «Боевая красноармейская»). Публиковался также в журнале «Сибирские огни». Но ни одной книги при жизни поэт издать не успел. Посмертно стихи Б. Богаткова появлялись в различных коллективных сборниках. А в 1973 году в Новосибирске вышел сборник стихов и писем поэта, воспоминаний о нем под названием «Единственная книга».
Алексей Горшенин
Повестка
Все с утра идет чредой обычной.
Будничный осенний день столичный —
Славный день упорного труда.
Шум троллейбусов, звонки трамваев,
Зов гудков доносится с окраин,
Торопливы толпы, как всегда,
Но сегодня и прохожим в лица,
И на здания родной столицы
С чувствами особыми гляжу,
А бойцов дарю улыбкой братской —
Я последний раз в одежде штатской
Под военным небом прохожу.
Наконец-то!
Новый чемодан длиной в полметра,
Кружка, ложка, ножик, котелок…
Я заранее припас все это,
Чтоб явиться по повестке в срок.
Как я ждал ее! И наконец-то
Вот она, желанная, в руках!..
…Пролетело, прошумело детство
В школах, в пионерских лагерях.
Молодость девичьими руками
Обнимала и ласкала нас,
Молодость холодными штыками
Засверкала на фронтах сейчас.
Молодость за все родное биться
Повела ребят в огонь и дым,
И спешу я присоединиться
К возмужавшим сверстникам своим!
* * *
У эшелона обнимемся.
Искренняя и большая,
Солнечные глаза твои
Вдруг затуманит грусть.
До ноготков любимые,
Знакомые руки сжимая,
Повторю на прощанье:
«Милая, я вернусь.
Я должен вернуться, но если…
Если случится такое,
Что не видать мне больше
Суровой родной страны, —
Одна к тебе просьба, подруга:
Сердце свое простое
Отдай честному парню,
Вернувшемуся с войны».
Девять ноль-ноль
Война сурова и непроста.
Умри, не оставляя поста,
Если приказ таков.
За ночь морской пехоты отряд
Десять раз отшвырнул назад
Озверелых врагов.
Не жизнью —
патронами дорожа,
Гибли защитники рубежа
От пуль, от осколков мин.
Смолкли винтовки…
И, наконец,
В бою остались: один боец
И пулемет один.
В атаку поднялся очередной
Рассвет. Сразился с ночною мглой.
И отступила мгла.
Тишина грозовая. Вдруг
Моряк услышал негромкий стук.
Недвижны тела.
Но застыла над грудою тел
Рука. Не пот на коже блестел —
Мерцали капли росы.
Мичмана — бравого моряка —
Мертвая скрюченная рука.
На ней живые часы.
Мичман часа четыре назад
На светящийся циферблат
Глянул в последний раз
И прохрипел, пересилив боль:
«Ребята, до девяти ноль-ноль
Держаться. Таков приказ».
Ребята молчат. Ребята лежат.
Они не оставили рубежа.
Напоминая срок
Последнему воину своему,
Мичман часы протянул ему:
— Не подведи, браток!
Дисков достаточно.
С ревом идет,
Блеск штыков выставляя вперед,
Атакующий вал.
Глянул моряк на часы: восьмой.
И пылающей щекой
К автомату припал.
Еще атаку моряк отбил.
Незаметно пробравшись в тыл,
Ползет фашистский солдат.
В щучьих глазах —
Злоба и страх.
Гранаты в руках, гранаты в зубах,
За поясом пара гранат.
И в автоматчика все пять штук
Он их швыряет подряд…. Но вдруг,
Словно самою землею рожден —
Вырос русский моряк большой
С окровавленной рукой.
Быстро зубами белыми он
С последней гранаты сорвал кольцо,
Дерзко крикнул врагу в лицо:
— А ну-ка, фриц! Взлетим мы, что ль,
За компанию до облаков?
От взрыва застыли стрелки часов
На девяти ноль-ноль.
Возвращение
Пара шагов от стены к окну,
Немного больше в длину —
Ставшая привычной уже
Комнатка на втором этаже.
В нее ты совсем недавно вошел.
Поставил в угол костыль,
Походный мешок опустил на стол,
Смахнул с подоконника пыль
И присел, растворив окно.
Открылся тебе забытый давно
Мир:
Вверху — голубой простор,
Ниже — зеленый двор,
Поодаль, где огород,
Черемухи куст цветет…
И вспомнил ты вид из другого жилья:
Разбитые блиндажи,
Задымленные поля
Срезанной пулями ржи.
Плохую погоду — солнечный день,
Когда, бросая густую тень,
Хищный «юнкерс» кружил:
Черный крест на белом кресте,
Свастика на хвосте.
«Юнкерс» камнем стремился вниз
И выходил в пике.
Авиабомб пронзительный визг,
Грохот невдалеке;
Вспомнил ты ощутимый щекой
Холод земли сырой,
Соседа, закрывшего голой рукой
Голову в каске стальной.
Пота и пороха крепкий запах…
Вспомнил ты, как, небо закрыв,
Бесформенным зверем на огненных лапах
Вздыбился с ревом взрыв.
…Хорошо познав на войне,
Как срок разлуки тяжел,
Ты из госпиталя к жене
Все-таки не пришел.
И вот ожидаешь ты встречи с ней
В комнатке на этаже втором,
О судьбе и беде своей
Честно сказав письмом.
Ты так поступил, хоть уверен в том,
Что ваша любовь сильна,
Что в комнатку на этаже втором
С улыбкой войдет жена.
И руки, наполненные теплом,
Протянет тебе она.
* * *
…Не просил ли я,
Не молил ли я —
Неизвестно, что впереди, —
Приходи ко мне, моя милая,
Не печаль меня, приходи…
Между долгими, между страстными
Поцелуями, как в бреду,
Встретив взгляд мой очами ясными,
Отвечала она:
— Приду…
Жил с надеждою,
Ждал с тревогою
Свою нежную,
Светлоокую,
Но лишь снег кружил над дорогою,
Над березою одинокою.
Ты, красавица моя стройная,
Ты скажи мне, береза русская,
Где она, моя беспокойная?
Моя гордая, моя русая?