* * *
Мылся в грязном душе двадцать седьмым, последним:
раскисшее мыло, чужие волосы, слезящийся свет стальной,
створку открыл и воздухом теплым летним
подышал. И, сидя под лейкой, слушал шум города за спиной.
И стояло прошлое за разорванной розовой шторкой
(хотя двадцать восьмого выписали, и никто там не ждал меня),
как человек. И была вода теплой, какой-то маслянистой и горькой,
и в отверстие под ноги сбегали остатки дня.
Вот тогда и почувствовал этот слабый толчок — как будто
сдернули с головы...
