Вы здесь
Луговая страна
* * *
Плескали в бессонной моей голове
хореи и ямбы,
и шли мы по сочной июньской траве
до глинистой дамбы.
За нею уже начиналась река,
дышала прохлада
и, как полагается, — да, облака
летели как надо.
И звуки, и запахи, и тишина
прекрасного лета
до капельки выпиты были, до дна
и канули в Лету.
Сегодня — как будто еще наяву —
гляжу я подолгу
на воду и берег, на эту траву.
Да толку-то, толку...
* * *
Как растроган, взволнован
я бывал поутру
опереньем кленовым
на летнем ветру.
И, наверно, мечталось,
чтобы так же, спроста,
жизнь опять начиналась
с молодого листа.
В непогожую осень
повстречаю его,
вот он — тот, кто не просит
у судьбы ничего.
Он лежит, пятипалый,
безо всяких обид,
не тоской, не опалой,
а дождями прибит.
* * *
И занавеска, белая от страха,
Во власти смутных полуночных слухов
То хлопала отрывисто и сухо,
То надувалась ветром, как рубаха.
И так всю ночь — и мрак, и дождь, и ветер —
Терзали эту душу без пощады,
И провели кругами всеми ада,
И выпустили только на рассвете.
Измученно обвисла занавеска,
А за окном плывут, не зная бури,
Два облака в языческой лазури,
Два облака — Паоло и Франческа.
* * *
Этот пес у забора поднимет глаза и опустит
И на лапы положит усталую голову так,
Что покажется он обреченным хранителем грусти,
И заплещется в сердце неведомая маета.
Боже мой, не хватало еще и заплакать.
Но и правда, откуда, откуда такая тоска?
И лежит неподвижно, глаза опустивши, собака,
Опасаясь глухую глубинную грусть расплескать.
* * *
Владимиру Костину
Там, на пороге октября,
В лесу полураздетом,
Стоит вечерняя заря,
Горит последним светом.
И я хотел бы сохранить
От мороси противной
Сиротский лес и эту нить
Белесой паутины.
И свет немыслимый спасти
С круженьем тонких игл,
Совсем с собою унести,
Как лист упрятать в книгу.
И в непогоду одному
Открыть ее страницы,
И пусть в темнеющем дому
Тот свет распространится.
И в комнате моей пустой,
Где тишина густая,
Я этот год пережитой
Возьму перелистаю.
Там анекдоты с бородой,
Но рядом с ними были
Настил, от инея седой,
Протяжный ветер над водой,
Тепло дорожной пыли.
Светилась в сумраке луной
Пропитанная штора,
Расческой для травы ночной
Ложилась тень забора.
И жизнь желанная текла,
И были как родные
И все небесные тела,
И все тела земные.
* * *
Разные есть у лета цветы:
В поле, в траве, в росе.
Если к ним наклонялась ты,
Были красивы все.
Этот гулкий высокий бор
С благословенных лет
На сто раз поменял убор —
Прежнего его нет.
Мы не любили красивых слов,
Типа там «тра-ла-ла».
Ты, смеясь, говорила: «Любофф».
А это любовь была.
* * *
Помнишь детство, озеро, сиянье,
Редких облаков воздушный облик?
Помнишь: выйдя из воды, рубашкой
Промокнешь лицо свое и сразу,
Сразу одуреешь от восторга —
Запах солнца и еще чего-то,
Что никак назвать не можешь словом.
Столько лет прошло, а все не можешь.
Как досадно! Но твоя досада
Скоро отступает, потому что
Помнятся трава, вода, деревья,
Лето и пропитанная солнцем,
Счастьем напоенная рубаха.
* * *
Спать бы надо, да сон не берет.
Вся округа заходится лаем.
Сна и отдыха знать не желая,
Сотня псов свои глотки дерет.
И ни зги. И все небо в снегу,
Он летит широко, бестолково.
Полюбуюсь с крыльца, право слово,
На роскошную эту пургу.
Ну собаки! У них решено
Всю вселенную нынче облаять...
Так шумела когда-то облава
В старом, польском, как помню, кино.
* * *
Вы уплыли в далекие дали,
вы забыли меня, облака,
не позвали и не подождали,
да и я не собрался пока.
Но во сне я летаю, бесплотен,
мне даны и поля, и холмы,
и дороги с любимых полотен,
и слепящая прелесть зимы.
Там оснеженная Галатея
поразвесила тонкую вязь,
что на солнце блестит, золотея,
осыпается, серебрясь.
* * *
В моем бревенчатом дому
трещат поленья,
и хорошо мне одному
предаться лени.
И хорошо мне у печи
внимать заветам:
таи, скрывайся и молчи
о том и этом.
Но я, конечно, не один:
со мною в дружбе
и саксофон, и клавесин,
и мрак снаружи.
Что снова день сошел на нет,
не забываю.
Да, мой отчерпывают свет —
он убывает.
Дрова подкидывая в печь,
я чую кожей,
как время продолжает течь,
застыть не может.
* * *
Люблю появленье сороки.
А лучше так двух или трех.
Разыгрывают белобоки
Девический переполох.
Какие изящные птицы!
Гляжу я в окошко на них:
Когда бы перевоплотиться
В одну из чудесниц таких…
Придут неизбежные сроки,
И утром какого-то дня
Красавицы эти сороки
В сородичи примут меня.
* * *
Фотографии в школьном альбоме,
Подростковые игры с вином.
Кто недавно прошел за окном,
Скоро, скоро появится в доме.
Но уже откликаются эхом
Зовы жизни в открытой душе.
— Ты приехал? — Да вроде приехал,
Но куда-то собрался уже.
— Да куда же? — А кто его знает?
Но однажды большая страна —
Луговая, речная, лесная —
Встанет в раму родного окна.
И захочется детского смеха
Невостребованной душе.
— Ты приехал? — Я точно приехал.
И теперь не уеду уже.